/ Разделы сайта / О разном / Почему православные такие. Почему боятся порчи.

рекомендуем к прочтению

Главы из книги диакона Андрея Кураева

 "Почему православные такие?.."

 

«Почему бояться порчи»

 "К чему приковано наше зрение, что мы переживаем острее: могу­щество нашего врага или силу нашего Господа? Вера в «пор­чу» и боязнь ее есть именно привязанность взгляда ко злу. Но если в поле нашего зрения не Бог,— значит, мы сами находимся в состоянии отпадения от Бога. И значит, тем беззащитнее мы пред стихиями падшего мира. Следова­тельно, чем более человек интересуется «порчей» и «сглазами», чем больше боится их — тем и в самом деле он даль­ше от Бога и тем доступнее он для предметов своего стра­ха. Поэтому не колдунов надо искать, а Бога, не на «порчу» озираться, а Бога взыскивать..."

Слова «сглаз» и «порча» не найти в богословских сло­варях и энциклопедиях. Эти слова пришли не из церков­ного языка, а из язычества, из фольклора. Из мира спле­тен и преданий, перешептываний и сказок они сейчас, во время повального интереса к магии, проникают в мир книг.

Поскольку же мы ничего не узнаем о «порче» из книг по богословию и истории церковной мысли, то надо обра­титься к историкам, изучавшим народные верования.

Николай Костомаров так пишет об этом народном убеж­дении: «Под именем "порчи" в обширном смысле разумелось вообще нанесение вреда человеческому здоровью от зло­умышления или зложелательства, при участии нечистой силы; но в тесном смысле сюда относились по преимуществу те нервные болезни, которые внезапностью и исключитель­ным ужасом припадков потрясают воображение, настроен­ное к таинственным толкованиям...

"Порча" сообщалась через разные предметы, посредством ветра и выимки сле­да. Равным образом колдуны пересылали свое зложелательство через подмет разных вещей, к которым случайно мог прикоснуться тот, на кого обращалось злое намерение. Не только верили, но даже избегали сомненья в том, что при­чины таких явлений надобно искать исключительно во вли­янии злых духов, а не в обыкновенной природе. Очень час­то появлялись беснующиеся и кликуши. Кликушами они на­зываются потому, что кликали на кого-нибудь, то есть указывали, что такой-то их испортил. О таких бесноватых хо­дили изустно и письменно истории самые мрачные и вместе самые затейливые. В одном из сборников XVII в. есть повесть об одной священнической дочери, в первую ночь своего бра­ка подвергнувшейся власти бесов, потому что муж ее неосто­рожно вышел, оставив дверь отворенной и неосененной кре­стным знамением. Бесы таскали ее на болото, терзали и мучи­ли. Она делалась беременной и рождала чудовищ, наподобие змей, которые сосали ее до крови...

Появление кликуш в горо­дах было истинным наказанием для всего общества; их указа­ния часто принимались и преследовались судом. По одному клику бесноватой женщины брали обвиняемого ею человека и подвергали пыткам, иногда притворные кликуши служили орудием корыстолюбивым воеводам и дьякам; последние на­рочно подущали их обвинять богатых хозяев, чтобы потом при­драться и ограбить последних. А если кто-нибудь, обезумлен­ный страданиями пытки, наскажет на себя, что он действитель­но колдун, того сжигали на срубе. Между тем правительство, получив известие о распространении порчи и появлении кли­куш в каком-нибудь крае, посылало туда нарочных сыщиков отыскивать и выводить ведунов и ведуний; всеобщее зло удва­ивалось. Часто обыкновенная болезнь человека служила нача­лом дела о колдовстве. Больное воображение искало причин болезни и тотчас нападало на мысль, что болезнь происходит от супостата. Томит сухота сердечная, есть-пить не хочется, свет белый не мил — верно, напустили, может быть, из-под вет­ру или со следа, а может быть, зелия чревно-отравного дали, что чаровница собрала в ночь Купалы. Домашние придумыва­ли, от кого бы могла случиться беда. Они имели право указы­вать на ведуна и просить сыску; а нужно, чтобы только запо­дозрили в ведовстве — до пытки не далеко.

Самый ничтожный факт, если его не могли объяснить, достаточен, чтобы обви­нить человека в колдовстве... Во время войны боялись, что­бы чужие государи не подослали волшебниц испортить государеву семью. Опасение, чтобы лихие люди не нанесли "порчи" царю и царскому семейству, не имело границ. Чуть только случилось прихворнуть государыне или кому-нибудь из царских детей, сейчас подозревали, что их испортили, сглазили или напустили на них худобу. Если в домашнем цар­ском быту возникал какой-нибудь спор между супругами — и этому искали причины в ведовстве и порче. Болезнь цар­ского младенца приписывалась "сглазу" и "порче"»¹.

«В старину ни одно... дело не обходилось без обвинений в чародействе»,— пишет исследователь русского фольклора Александр Афанасьев². «И до сих пор простой народ думает, что все калеки, расслабленные и хворые изурочены колдунами и нечистою силою; всякое телесное страдание и всякое тре­вожное чувство приписываются "порче" "недобрых людей", их завистливой мысли, оговору и "сглазу" и называются напускною тоскою; нервные болезни — кликушество, икота и падучая, а равно грыжа, сухотка и колотье признаются по­селянами за действие злых духов, насланных на человека на срок или навсегда мстительным колдуном. Сами больные, разделяя то же убеждение, выкрикивают во время припад­ков имена своих врагов, подозреваемых в наслании болез­ни, и обвиняют их в этом мнимом преступлении»³.

И даже прямое противодействие церковных проповедни­ков этому верованию перетолковывалось в его же пользу. Так, когда в XIX столетии священник попытался разъяснить крес­тьянам, что подозреваемая ими женщина никак не виновата в «порче», то есть в том, что в деревне развелось множество ис­теричек-кликуш, крестьяне решили, что колдунья испортила и батюшку, который однажды зашел к ней в хату и пил у нее чай. «Пошли разные толки и рассказы о том, будто бы во вре­мя службы батюшка забывает выходить с Дарами, не может вынести креста, так как он сам "спорчен". Все это оказалось игрой воображения, лишенного всякого основания, и показы­вает, какой высокой степени нервного возбуждения достигло все население, едва не впавшее в массовые галлюцинации⁴.

Знаменитый исследователь русского языка и народной культуры Владимир Даль с горечью пишет о том же суеверии: «Нигде не услышите Вы столько о "порче", как на Севере на­шем... Болезнь эта передается от одной бабы к другим, пото­му что им завидно смотреть на подобострастное участие и сожаление народа, окружающее кликушу, и нередко снабжа­ющих ее из сострадания деньгами... Покуда на селе только одна кликуша, можно смолчать, потому что это бывает баба с падучей болезнью, но как скоро появится другая и третья, то необходимо собрать их всех вместе в субботу перед праздни­ком и высечь розгами. Двукратный опыт убедил меня в от­личном действии этого средства: как рукой снимет»⁵

Официальное и церковное отношение к этим повериям было двояким. Безусловно, чародейство считалось гре­хом. Но признавалась ли действенность этих чар?

В Европе «народная вера в ведьм и в их способность околдо­вывать людей вплоть до ХII-XIII вв. считалась "ложным суе­верием". Составители пособий для исповеди — пенитенциариев или "покаянных книг", распространившихся в Европе с VII в., рассматривали подобные суеверия своих прихожан как "губительную заразу" и неоспоримое свидетельство утраты "ис­тинной веры", а замеченным в ней полагалась 2-летняя епити­мья ...

Католическая церковь никогда не была замечена в склон­ности к телесным наказаниям или казни за колдовство. Даже за вредоносное (смертоносное) колдовство полагалось са­мое большее семь лет покаяния на хлебе и воде. Собствен­но, осуждались не столько возможные последствия колдов­ских действий, успех которых в глазах Церкви был сомни­тельным, сколько сама вера в их эффективность, означавшая все то же идолопоклонство.

Иное дело — реакция светских властей. колдун подлежал наказанию не за от­ступление от истинной веры, а за причиненный ущерб... Повторю еще раз: до IX в. светское законодательство упорно делало акцент не на самом факте колдовства, а на степени вре­да, наносимого колдуном...

Отношение официальной Церкви к народной вере в силу взгляда в раннем Средневековье оста­ется не совсем ясным, так как из Евангелия непонятно, верил ли в нее Сам Христос, и теологи этот аспект народных пред­ставлений никак не комментируют. Но в народе вера в "дур­ной глаз" сохранялась на протяжении всего Средневековья, что явствует из перечня вопросов, которые приходский священ­ник должен задавать прихожанам на исповеди. "Покаянные книги" ничего не говорят нам о болезнях и несчастьях, про­исходящих от "сглаза", зато осуждают веру "некоторых жен­щин" в возможность взглядом или оговором околдовывать и изводить соседских утят, гусят, цыплят и прочую живность»⁶. И лишь в XIV в. с возможностью «сглаза» соглашаются католи­ческие богословы – причем Фома Аквинский при этом ссыла­ется на труды Аристотеля и Авиценны, откуда он выводит, что душа старой женщины чаще бывает исполненной зла, отчего сам взгляд ее становится ядовитым и опасным, особенно для детей (см.: Фома Аквинский. Сумма теологии. 1, 92, 4).

На Руси, с одной стороны, в крестоцеловальных записях на верность царю Борису Годунову содержалось обещание «го­сударю, царице и их детям зелья лихого и коренья не давати и не испортити, да и людей своих с ведовством да со всяким лихим зельем и с кореньем не посылати и их, государей, на следу всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого лиха не посылати и следу не выимати»⁷.

Воеводу князя Михаила Воротынского обвиняли в связи с ведьмами. Когда связанного князя привели к Ивану Грозному, царь спросил его: «Се на тя свидетельствует слуга твой, иже мя еси хотел очаровать и добывал еси на меня баб шепчущих».— «Не научихся, царь, – отвечал знаменитый воин,— и не навыкох от прародителей своих чаровать и в бесовство верить, но Бога единого хвалити»⁸.

С другой стороны, церковные кары для чародеев были тишком мягки. За те грехи, за которые в Европе в те века сжигали, на Руси лишь налагали епитимьи. По наблюдению историка, «к великой чести нашего духовенства надо сказать, что у него колдуны отделывались куда дешевле, чем у западноевро­пейского. В том самом XVI в., когда в Европе пылали костры, на которых горели живьем сотни ведьм, наши смирные пасты­ри заставляли только своих грешников бить покаянные поклоны Для наших Патриархов, митрополитов и прочих пред­ставителей высшего духовенства ведун, ведьма — были люди заблуждающиеся, суеверы, которых надлежало вразумить и склонить к покаянию, а для западноевропейского папы, пре­лата, епископа они были прямо адовым исчадием, которое подлежало истреблению⁹

Обращает на себя внимание мяг­кость этих епитимий. Так, в патриаршей грамоте на основа­ние Львовского братства 1586 г. предписывается за чародей­ство «епитимья сорок дней поклонов по 100 на день¹⁰

Если бы издатель этой грамоты полагал, что колдовство действен­но и может по-настоящему навредить человеку и даже погу­бить его жизнь и здоровье или, что еще хуже, привести ко вселению беса в ни в чем не повинного человека — то епити­мья должна была бы быть значительно строже и, «как мини­мум», приравниваться к епитимье за убийство (пусть даже и с картонным ножом)¹¹

В синодальную эпоху церковное и государственное от­ношение к верованиям в «порчу» становится более опре­деленным. «Регулярное» государство не может позволить себе изводить своих же граждан по столь непроверяемым обвинениям, как обвинения в колдовстве.

Кликуши заявляли, что их околдовали, «испортили», при­чем называли конкретные имена виновников своих бед, тем самым навлекая на своих недругов церковно-государственные репрессии.

Государство и Церковь превращались в слепые ин­струменты в руках кликуш. Петр I не любил, когда его исполь­зовали. Поэтому с кликушами стали обращаться по принципу: «Доносчику — первый кнут». По заявлению кликуши дело за­водилось. Но допрос начинался не с оговоренного лица, а с самой кликуши. И «число дел о "порче" сразу уменьшилось»¹²

«Духовный регламент» обязывает епископов: «Спросит же епископ священства и прочих человек: "Не делаются ли где суеверия? Не обретаются ли кликуши?"»¹³

Со ссылкой на «Регламент» императрица Анна Иоанновна в 1737 г. дала соответствующий указ Синоду: «Сего ноября 15-го дня в полученном Ея И. В., за подписанием собственныя Ея И. В. руки, Святейшему Синоду в указе, сего же ноября 14-го дня состоявшемся... объявлено: может-де памятно быть не токмо суду, но и прочим духовным и мирского чина поддан­ным Ея И. В., тщательным к твердому содержанию веры и за­кона Божия и догматов церковным людям, какия в прошедших летах явились в Российской Империи от некоторых незнаю­щих совершенно закона и правил и истиннаго ко спасению души пути, самовымышленныя к поколебанию и сумлительствам простого народа разныя суеверия, между которыми на­ходились инде и кликуши; но все такие бездельные суеверцы, тогда ж, по взятии их к следствию, в тех противных закону и совести продерзостях признались и за то жестоко наказаны, и впредь того во всей Ея И. В. Империи не токмо указами предецессоров Ея И. В. прилежно предостерегать и таких суеверцев, где б иногда кто явился, хватать и наказывать повелено... и... каждому Архиерею в своей епархии тщательно наблюдать и смотреть о кликушах, чтоб оных до суеверных шалостей не допускать... и для лучшаго того смотрения... указано Еписко­пам по всем городам учредить из духовнаго чина нарочных... благочинных, которые б, сколь скоро где что в народе к суеве­рию подлежащее появилось, тотчас объявляли о том им»¹⁴

Сенатский указ 1770 г. «рассказывает, что в Яренском уезде несколько беспутных девок, притворяясь испорченны­ми, выкликали на восемь мужчин и женщин Печорской и Устненской волостей, называя мужчин батюшками, а женщин матушками. Соседи, услыша о том, собрались и приступили к обвиненным в "порче" девушек с угрозами, чтобы признались добровольно, потом пришли сотские, стали сечь их и мучить. И сии, совсем невинные, не стерпя побои, а притом опасаясь не только горшего себе жребия, но и самой пытки в городе, которою им угрожали, объявили себя чародеями. Несмотря на признание, они все-таки представлены были в город, и там под плетьми были допрашиваемы, и, убоясь от разноречия конечной себе гибели, прежние свои признания подтверди­ли. Дело об них сначала производилось в Яренской воевод­ской канцелярии, а потом перешло в Великоустюжскую духов­ную консисторию, и оба эти судилища обвинили судимых кре­стьян "в чародействе и посредством оного в «порче» людей". Дело дошло до Сената. "С сожалением выслушав" это дело, Сенат нашел: 1) что подсудимые были подвергнуты напрас­ному истязанию, ибо их признание в чародействе было вы­нуждено плетьми и страхом; 2) невежество судей, которые по­верили чудовищному народному преданию, якобы "порча" лю­дей производится посредством пущаемых на ветер, даваемых якобы от диавола червяков, и что оные на ветер пущаемые червяки входят в тело тех, которые из двора выходили, не помолясь Богу и не проговорив Иисусовой молитвы... 3) диавольские червяки, присланные за казенною печатью (!), ока­зались обыкновенными мухами, которых одна из подсудимых наловила и высушила, чтобы удовлетворить судей, а себя из­бавить от истязания. Поэтому Сенат определил: обвиненных отпустить, воеводу отрешить, сотских и десятских наказать батожьем, а кликуш высечь плетьми»¹⁵

«В 1785 г. Вениамин, епископ Архангельский и Холмогор­ский, доносил в Архангельское наместническое правление, что, вследствие указа 1737 г., доставлена священниками из Пинегского округа ведомость о кликушах, коих оказалось девятнадцать человек, и под их именами подписано, что именно и как кричат и кликушество свое производят, «Оные именованные женщины кричат необычно во время хождения со крестом, и со святыми водами, а наипаче во время хождения, и в прочия времена, когда оные кликуши начнут мучить, иног­да иные бывают без памяти, и ударяют сами себя, и за волосы терзают, и сквернословятся всячески".

Этот рапорт священ­ников доставлен был Синоду с уведомлением, — что и в дру­гих приходах в том же Пинегском и Мезенском округах име­ются кликуши. Синод на это донесение отвечал, "что как по высочайшему о губерниях 1775 г. ноября 7-го дня учреждению, 399-й статьи, таковые дела относятся к рассмотрению совес­тного суда, то на основании сего и сообщить из консистории в Архангельское наместническое правление о поступлении с ними по законам".

Но, передавая это дело к наместнику, Ве­ниамин прибавлял, что он много рассуждал о кликушах, и оказалось, что "сие кликушество есть икота, тако ж и стрелы есть не колдовство, но натуральная болезнь, и происходит не от воды ли, в самом деле нечистой, и производящей в челове­ке червя? И потому не подлежит ли сим людям, икотою и стре­лами страдающим, изобрев истинную причину, подать преж­де средств к избежанию и излечению тех болезней, нежели издать их, как преступников"»¹⁶

«Тринадцатого мая 1773 г. последовал указ Святейшего Синода о воспрещении духовенству петь молебны и читать слово Божие над кликушами и прочими порчеными людь­ми, о которых "не иное должно иметь разсуждение, как о прямом притворстве и обмане и суеверии"»¹⁷ И даже антизаговорная «молитва святого Киприана» рассматривалась как улика и изымалась при обысках¹⁸

Статья 937 «Уложения о наказаниях Российской Им­перии» гласила: «Так называемые кликуши, которые де­лают на кого-либо изветы, утверждая, что он причинил им зло будто бы посредством чародейства, подвергаются за сей злостный обман: заключению в тюрьме на время от 4-х до 8-ми месяцев»¹⁹ Эта норма не была вполне бездейственной. Так в 1861 г. Екатеринославская уголов­ная палата признала священника Донцова виновным в рас­пространении суеверных представлений о «порче» и кли­кушестве"²⁰

Вообще гражданскому суду подлежали «в колтунах, бо­сые и в рубашках ходящие»²¹ Последний случай применения 937-й статьи относится к 1874 г., когда Устюжский ок­ружной суд за попытку оклеветать крестьянку Степаниду Харламову приговорил шестерых кликуш к небольшим сро­кам тюремного заключения, а «спорченого» крестьянина – к пятидесяти ударам розог²².

Впрочем, «порченый» мужик — это редкость. В ту пору уже отмечали, что кликушество имеет достаточно определенную социологическую прописку: практически не было кликуше­ства на Украине, не встречалось оно у мальчиков, крайне редко встречалось у мужчин, не было его и у лиц из образованных сословий...²³

Однако не только в народе продолжали рассказывать о порчах. Было бы странно, если бы взаимодействие между церковным учительством и народом шло только в одну сто­рону. Духовенство тоже не могло не испытывать воздей­ствия народа (тем более что по уровню богословского об­разования оно зачастую от него почти не отличалось). Так что было бы странно, если бы общенародные убеждения и суеверия вовсе не просачивались в приходский быт и ни­как не затрагивали рядовое духовенство (да и не только рядовое: в начале IV в. Эльвирский собор своим 34-м пра­вилом запретил зажигать днем свечи на кладбище — «что­бы не беспокоить души святых»)²⁴

Поэтому не всякое предание, повествуемое в монастыр­ской келлии (или даже записанное в монастырской лето­писи) или на приходе, есть предание собственно церков­ное. «Очень может быть... что, внося некоторые из тракту­емых молитв, переписчики и догадывались о темном первоисточнике их происхождения не надо забывать, что если литургическая критика... и даже в Греческой Цер­кви не всегда стояла на должной высоте, то нечего и гово­рить о недостатках ее в старинной Русской Церкви»²⁵

В только что упомянутой Греческой Церкви бытовал, на­пример, даже Чин проклятия человека псалмами («Псалмокатара»). В этом случае еще не изобличенному преступнику не просто объявлялось его отлучение от церковного общения, общения в общецерковных молитвах и Причастии (собствен­но церковный смысл анафематствования). Но и вместе с этим проклятием возносилось и пламенное моление о жесточайшем и всеобъемлющем наказании преступника и о поражении его всяческими, внутренними и внешними, недугами, которые сделали бы явным преступность этого человека и тем самым вывели бы его из неизвестности²⁶ "По уставу этого последования, требуется пригласить семь священников, которые дол­жны совершить Литургию. По окончании Литургии они дол­жны выйти в облачении... на средину... храма. Здесь приготов­ляется тарелка, в которую наливается "хороший уксус", а вокруг нее ставится семь смоляных свечей. После того в тарелку кладется кусок негашёной извести в объеме од­ного яйца и должно читаться все положенное в последовании. Что же касается до употребления смеси из уксуса и негашеной извести, то на уме­стность применения их навело химическое последствие тако­го смешения... бурная реакция. При ней разложение извести под воздействием уксусной кислоты производит кипение, со­провождаемое выделением газов, а в результате остается гус­тая и очень клейкая масса как указание на "вязание" влас­тью Церкви совершившего преступление»²⁷

Затем «все... священники берут в свои руки по одной го­рящей свече и... каждый из них по очереди произно­сит предназначенную для него часть псалма и, сверх того, произносит еще так называемый... тропарь Иуды. Когда все семь священников исполнят это, тогда, — говорит устав, — да отлучают и да творят отпуст; тарелку же да перевернут вверх дном и в таком виде да оставят ее внутри церкви»²⁸

В другой греческой рукописи, опубликованной Александ­ром Алмазовым, предлагается совершение подобного рода Чи­на начинать еще до Литургии. В этом случае «к Литургии... предписывается приготовить чистого уксуса и чистой изве­сти, новый сосуд, семь же смоляных свечей и пять просфор пресных, свалянных "двигая рукой назад и вперед". Удар в било к Литургии должен делаться левой рукою, совершая же Литур­гию, священник надевает обувь с правой ноги на левую и об­ратно и, сверх того, облачается "во всю священническую одеж­ду наизнанку" При совершении Литургии... предлагается еще на выбор: "Когда поминаешь мертвых, если хочешь, что­бы он (отлучаемый) помер,— помяни и его в ряду мертвых; если же желаешь ему жить,— помяни его в ряду живых"»²⁹

Как видим, порой даже духовенство способно идти на поводу у верований прихожан, переступая при этом еван­гельские и святоотеческие заповеди³⁰

В древнерусских и сербских Служебниках и Требниках была молитва, надписанная: «Молитва, егда вода в человеке запрется» или «Молитва от запора воды человеку»³¹ Один соловецкий Лечебник содержал в себе заговор: «Како еще кровь умолвити, чтобы перестала»³² В русском Требнике была "Молитва. Егда жена детя родити не борзо", звучавная так: "Иже обрет Исус Христос со Иоаном Бословцом. Обрели жену ражающу не может родити. И рече Господь нашь Иоану Богослову: вгряди Иоане рцы ей в правое ухо. От Бога раждающис выйди младенче Христов. Христос тя зове. Помяни Гос­поди сыны едемския во дни Иеруслмовы глаголющая. Исто­щайте и (стощайте) до основания земли..." ³³

Была в Требниках и молитва «на закрутку»…³⁴

В древности подобных молитв-заклинаний в церковном обиходе было немало. Но постепенно, по мере роста бого­словского образования духовенства, они исчезают из цер­ковных книг.

Впрочем, есть одно небезынтересное исключение. Именно в поздних, в печатных, Требниках появились ра­нее не включавшиеся в официальные церковные книги апокрифические молитвы и заклинания. По определению ученого, «заклинание, в противоположность молитве,— есть обращение совершителя или, точнее, его требование, адресованное уже не к подателю блага — Богу, а к источнику и виновнику того зла или бедствия, к устранению кото­рого направляется данное заклинание³⁵

Заклинатель декларирует свою связь с Богом, Который полагается страш­ным для тех существ, к которым обращено заклинание. Итак, молитва просит у Бога блага для себя и для других, в то время как заклинание есть ходатайство, несущее непри­ятности виновникам зла. Важной чертой заклинания явля­ется и то, что «ввиду своего обращения к виновнику зла заклинание, очевидно, понимает этого виновника суще­ством личным, разумным и свободным, а сверх того, и мо­гущественным,— более сравнительно с человеком, но с подчинением могуществу и силе Бога³⁶

"При указанном усвоении демону особенного могущества, последнее суеверными представителями невежественной части христиан­ского общества иногда стало распространяться до чрезвы­чайных пределов, настолько, что демон понимался не толь­ко источником зла, действующим по своей инициативе, но действующим и по желанию человека"³⁷

Итак, «под именем апокрифической заклинательной формулы нужно разуметь всякое заклинание (безразлично, направлено оно к благу или ко вреду человека), которое усвояет демону власть и могущество в большей степени, чем это допустимо по учению христианскому"³⁸ – в отличие от заговора, в котором идет речь о технико-магическом воздействии на сам предмет, а не на владеющую им бесовскую силу. «Если в молитве и заклинании положительный резуль­тат считается возможным от содействия высшего существа, то в заговоре он усвояется исключительно желанию, воле и требованию самого совершителя заговора»³⁹

И вот заклинание из, увы, церковного Требника: «Закли­наю вас... червие, гусеницы... мыши... и различные роды мух... и мравий... Богом Отцем Безначальным, и Сыном Его Собезначальным и Единосущным, и Духом Его Пресвя­тым... Заклинаю вас вочеловечением Единороднаго Сына Божия... страстию же Его спасительною...» (Чин, бываемый на нивах, или винограде, или вертограде, аще случится вредитися от гадов или иных видов. Заклинание святаго муче­ника Трифона)⁴⁰

Почему бы прямо и просто не обратиться к Творцу вся­ческих? Почему не сказать просто: «Господи, по беззакониям нашим и по воле Твоей святой нашли на нас сии бедствия, но не воздаждь нам по грехом и, аще возможно, минуй нас Тво­ей праведной и любящей карой»?

Зачем еще обращаться к бездушным и примитивнейшим тварям, делая при этом вид, будто они разбираются в тонкостях церковного учения и зна­ют, что такое «вочеловечение Единороднаго Сына»?

Более того — это заклинание продолжалось еще более странно: «Аще же преслушаете мене, и преступите клятву, еюже заклинах вас, не имате ко мне смиренному и малейшему Три­фону, но к Богу Авраама, и Исаака, и Иакова, грядущему судити живым, и мертвым: темже якоже предрех вам, идите на дивия горы, на безплодная древа. Аще же не послушаете мене, молити имам Человеколюбца Бога, еже послати Ангела Свое­го, иже над зверьми и железом и свинцом, свяжет вас и убиет, зане клятв и молитв мене смиреннаго отвергостеся Трифона: но и птицы посылаемыя моею молитвою да снедят вас. Еще заклинаю вас великим именем, на камени написанным, и не носившем, но разседшемся яко воск от лица огня: изыдите от мест наших» (Чин, бываемый на нивах, или винограде, или вертограде, аще случится вредитися от гадов или иных видов. Заклинание святаго мученика Трифона)⁴¹

Что это за «Ангел, иже над зверьми»? Почему Ангел действует «железом и свинцом»? Зачем упоминать о некиих таинственно-неизреченных именах, если Христос уже открыл имя Божие человекам (см.: Ин. 17, 6) и если уже нет иного спасительного имени под небесами, кроме име­ни Иисуса Христа (см.: Деян. 4, 12)?

Происхождение этого заклинания из мира апокри­фов — несомненно: «И теперь в греческом Евхологии (а отсюда и в русском Требнике) имеются молитвы, исход­ное начало которых только и можно находить в ряду мо­литв собственно апокрифических»⁴²

Однако этого заклинания нет у старообрядцев, и ссылки на него используются ими как повод для нападок на «никониан» и их «новизны». Не было его и в Большом Требнике Киевского митрополита Петра Могилы (кото­рый вообще-то содержит — в отличие от современных чинопоследований — немалое число упоминаний о вреде от чародеев⁴³) В рукописных экземплярах русского Требника оно неизвестно; в печатный Требник оно вошло только с 1677 года. В греческих и западноевропейских сборниках оно известно и ранее — но именно в составе апокрифических народных сборников, и никогда не в церковных Евхологиях (Требниках). По выводу А. Алмазова, эта молитва не вхо­дила в церковные сборники молитв до XVII века⁴⁴

Стоит заметить, что в современных изданиях Требни­ка эти заклинания, непродуманно заимствованные из око­лоцерковной письменности в собственно церковную кни­гу, уже снова устранены.

Это вполне уместное вмешательство цензуры: ведь в це­лом церковная традиция (и прежде всего — богословие) призывала относиться к вере в «порчу» как к суеверию.

Я раскрыл несколько книг, дающих практические со­веты священника⁴⁵ – но нигде я нашел упоминаний о «порче» и рекомендаций о том, как священник должен ее «снимать» и как он должен защищать свою паству от чародейств. В них говорится о том, как священник должен защищать своих прихожан от веры в действенность чаро­действа: «Бороться с русалками и языческими обрядами, если они не имеют безнравственного характера, малоплодоносное дело. Нужно бороться с предрассудками и суе­вериями наиболее жизненно вредными, особенно родя­щими вражду: "сглаз", знахарские способы лечения»⁴⁶

Народные представления действительно в центр рели­гиозной жизни ставят борьбу «белой» и «черной» магий. А церковное богословие поступает совершенно недемокра­тично и к голосу народа в этом вопросе все же не прислушивается.⁴⁷ Почему?

Дело в том, что если принять эту народную веру все­рьез, то придется приписать колдунам немалую силу. И тог­да в сердце поселится страх. Тогда надо будет опасаться колдунов и бояться «порчи». А это будет означать утрату Евангелия — благой, радостной вести о Спасителе.

Страх перед колдовством может довести и до прямых преступлений. Колдовство столь страшно для ищущих его, что они прямо призывают к убийствам: «Уже после войны, когда я с Полюшкой-блаженной беседовал, то прямо спро­сил ее: "Скажи мне, а что, если убить колдуна?!". Она сразу мне ответила: "За колдуна — золотой венец от Господа!"⁴⁸

Причем кандидата на убийство можно определить самому по такому, например, критерию "Если кто-нибудь сам ворожит или приколдовывает, то сам же первым делом и бу­дет непременно отрицать существование магии и колдов­ства"... это — первый признак!»⁴⁹

По этому критерию надо было бы христианам казнить апостола Павла, учившего, напомню, не бояться никакой магии и не считаться с нею, ибо идол в мире есть ничто (ср. 1 Кор. 8, 4). Что ж, попробуем более спокойно посмотреть на «пор­чу». Это вопрос о том, каким может быть влияние языческой магии на жизнь христианина, который сам к этой магии не обращается и придерживается христианских принципов.

При рассмотрении любого духовно-богословского во­проса для православного христианина естественно обра­щаться прежде всего к Писанию, к слову Божию, затем к свидетельствам церковного Предания.

Слова «порча» и «сглаз» отсутствуют в Библии.

В гречес­ком тексте Нового Завета встречаются слова «волхвование» и «волхв» [см.: Деян. 8, 9; 8, 11; 13, 6, 8; Мф. 2, 1, 7, 16]). Посмотрите эти места, и увидите, что из них никак не следует призыв: «Бойтесь колду­нов!». Маги бессильны навредить чем-либо христианам.

Есть в Евангелии выражение, которое можно было бы воспринять как указание на «дурной глаз»: ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любо­деяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотреб­ство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство (Мк. 7, 21-22). Завистливое око, в переводе буквально – «дурной, лукавый глаз». Но в святоотеческих толкованиях это выражение воспринимается иначе, чем в просторечии: «Под "лукавым оком" разумеет или зависть, или распут­ство: потому что и завистливый бросает на завидуемого обык­новенно лукавый и язвительный взгляд, и развратный, за­сматриваясь своими очами, стремится к делу лукавому»⁵⁰

Есть восклицание апостола Павла: о, несмысленные Галаты! кто прельстил вас не покоряться истине? (ср.: Гал. 3, 1). Ла­тинское слово fascinavit, равно как и греческое έβάσκανεν, переведенное как прельстил, может означать — «испортил, сглазил». Но почему же тогда апостол Павел к таким людям не со святой водой приходит, а с проповедью и увещани­ем? От «порчи» слова и аргументы не спасают... Значит, то прельщение, о котором упоминает Апостол, есть прельще­ние обманным словом, а не колдовскими чарами.

Некоторые современные переводчики предпочитают видеть здесь именно магию. В переводе «Благая весть» это звучит так: «О неразумные галаты! Кто-то околдовал вас, хотя на ваших глазах было объявлено, что Христос умер на кресте». А в переводе Валентины Кузнецовой еще хуже: «Галаты, глупцы, кто вас сглазил?! Вы же, казалось, собствен­ными глазами видели распятого Христа, когда внимали моей вести!». По этому поводу официальный церковный журнал говорит, что «богословская нечуткость авторов новых функциональных переводов дает о себе знать на каж­дом шагу. Не хотят ли сказать авторы новых переводов, что апостол Павел верил в колдовство или "сглаз"? В гречес­ком оригинале здесь стоит слово έβάσκανεν (аорист от гла­гола βάσκαΊνω), которое в данном контексте могло бы оз­начать скорее соблазнил, ввел в заблуждение, чем сглазил или околдовал»⁵¹

Еще есть в новозаветном греческом языке слово (φαρμακον, которое может быть переведено на славянский как "порча".⁵²

Оно один раз встречается у апостола Павра (перечисление восемнадцати грехов, которые делают не возможным наследование Царства Небесного [см.: Гал. 5, 19-21]). Понятно, что любое колдовство есть грех хотя бы потому, что обращает ум колдуна не к Богу, не ко Христу. А тот, чье сердце не со Христом, не может быть введен в Цар­ство Христово... Но нигде апостол Павел не говорит о том, что колдовство может причинить вред другим людям.

И пять раз φαρμακον встречается в Откровении Иоан­на Богослова.

Прочие же люди... не раскаялись в делах рук своих, так что­бы не поклоняться бесам и... идолам... И не раскаялись они в убий­ствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем (Откр. 9, 20-21).

Боязливых же и неверных... и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и се­рою (Откр. 21, 8).

В другом стихе говорится, что вне Града Божия будут чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любя­щий и делающий неправду (Откр. 22, 15).

Как видим, Писание упоминает о чародействе лишь как об одной из разновидностей тяжких грехов. Занятия чародей­ством — то, что вредит самому грешнику, но не то, что прино­сит беду тем, с кем этот несчастный грешник находится во вражде. Ничто в Писании не дает нам оснований считать, что колдовской грех соседа может повлиять на христианина.

Только Откровение предполагает, что от волшебства мо­жет быть вред другим. В одном стихе говорится о действии духа заблуждения и обмана, исходящем от Вавилона: волшебством, твоим введены в заблуждение все народы (Откр. 18, 23). Однако вспомним, что слово φαρμακον лишь вторичным своим зна­чением имеет «волшебство». Первичное его значение — «от­равление, яд». Вавилон отравляет окружающие народы. Чем? Скажем ли на языке магии: мол, колдовскими чарами вавилон­ские колдуны подчиняют себе волю и умы окружающих людей? Скажем ли на современном жаргоне: Вавилон «зомбирует» их сознание? Или речь идет об отраве идеологической, о лжи, распространяемой из мировой столицы? Именно в последнем смысле понимает это место «Толковая Библия»: вина Вавило­на «в волшебстве, то есть в его развращающей политике»⁵³

Слово «чародеи» есть в славянском переводе Писания: лукавии же человецы и чародее преуспеют на горшее, прельщающе и прелъщаеми (2 Тим. 3,13). Русский текст говорит о «злых людях и обманщиках». Греческое γόητες может означать и колдунов, и шарлатанов. Латинский перевод говорит о seductores — «со­блазнителях». Важно отметить, что как для апостола Павла, так и для его переводчиков опасность «чародеев» состоит не в том, что они «вредительствуют», а в том, что они вводят в за­блуждение, соблазняют, прельщают. Поэтому вполне обосно­ванно святитель Феофан Затворник поясняет, что под чароде­ями славянского перевода "должно разуметь не волхвов и ма­гов, а лица, очаровывающие представлением лжи красною и увлекающие в след ее... Лукавии человецы и чародее будет посему: лукавые и обольстительные проповедники лжи"⁵⁴

"Чародейства" опасно не своим «колдовским» наполнением, а тем, что оно несет с собой обман и прельщение.

Так что нигде в апостольских текстах нет призывов бо­яться силы языческой магии. И даже на страницах Ветхо­го Завета мы не видим магической власти языческих жре­цов над Израилем. Например, мы видим, что сатана испро­сил у Бога дозволения коснуться болезнью и горем Иова, но мы не видим, чтобы он это сделал через посредство язы­ческого жреца или колдуна.

В новозаветные же времена, еще раз напомню, о всех «пор­чах», «насланных болезнях» и «наговоренных продуктах» апо­стол Павел ясно сказал любителям «бабьих басен»: идол в мире ничто (1 Кор. 8,4). Участники сплетен про «порчу» должны сде­лать выбор: или для них вместе с апостолом Павлом идол есть ничто, или же для них сам апостол Павел есть ничто. Не стоит искать встречи с идолами. Нельзя соучаствовать в языческих молениях и церемониях. Но если язычник («колдун») что-то подложит мне в холодильник, в сумку или под порог—от этого не может произойти никакого духовного вреда для меня.

Итак, Писание не дает оснований для того, чтобы жить под страхом «порчи». В мире Библии немыслимы события, подобные следующему: «Одна женщина работала кладовщи­цей. И как-то одна сотрудница попросила ее подписать ей фик­тивный документ, что учреждение якобы получило столько-то пищевого масла, а после этого масло потихоньку списать. Кладовщица была женщиной честной и на такой подлог не согласилась. Тогда сотрудница с угрозой ей сказала: "Ты у меня это масло всю жизнь будешь помнить". После этого она сама или через чародеев навела колдовство, "порчу" на кладовщи­цу и дочь ее. Кладовщица заболела эпилепсией. И как-то ран­ней зимой она пошла на реку, лед под ней проломился, и она утонула. Дочь ее тоже стали преследовать бесы, она перенес­ла в жизни много несчастий и наконец пришла к священнику на отчитку, чтобы избавиться от действия колдовства»⁵⁵

В это мире нет Бога, но есть только бесы и их служители. И Бог бессилен, что не может избавить от колдовской мести человека, поступившего по совести и закону. И в таком мире жить поистине страшно.

Теперь обратимся к свидетельству Предания. Достовернейший голос Предания — это вероучительные определе­ния Вселенских Соборов. Но ни в догматических опреде­лениях Вселенских Соборов, ни в изложениях веры и вероучительных книгах нашей Церкви, ни даже в катехизисах и «Законах Божиих» — нигде в качестве части православ­ного вероучения не именуется вера в «порчу» и в угрозу, устремляющуюся к нам со стороны языческих практиков.

Несомненно, что падшие духи могут входить в души и жизнь людей, сознательно к ним обращающихся. Несомнен­но, что христианин (крещеный человек), обратившийся к оккультному миру за каким-либо чудом, рискует получить «об­служивание по полной программе» — вплоть до одержимости. Спорен вопрос о границах влияния падших духов на жизнь нехристиан, если последние прямо к ним не взыва­ют. Неясен вопрос о том, может ли один язычник магичес­ким путем воздействовать на жизнь и здоровье другого языч­ника. Но если предположить, что по просьбе неких язычни­ков падшие духи смогут контролировать жизнь и здоровье христианина, то встает вопрос — от чего же нас защитил и спас Христос? Богатства и земной власти Своим ученикам Он не дал. И вот оказывается, что на частицу Его Тела, на церковную частицу (даже на «Божественную больную») лю­бая знахарка может наслать любую напасть... Утверждающие, что такая власть у язычников есть, просто хулят Христа.

Богословие — наука практическая. Помимо теоретичес­ких выкладок, я предложу для пастырского обсуждения очень простой вопрос. В свое время в московском Госу­дарственном музее Востока существовала «школа магии». По уверению некой оккультистки, некий «Учитель» совер­шил над ней «обряд раскрещения». «Раскрещенная» учени­ца, научившись оккультной практике, затем якобы смогла материализовать душу своего умершего мужа и даже зача­ла от него через два года после его смерти...⁵⁶

Предположим, что по прошествии времени эта «раскрещенная» ведьма решила покаяться и вернуться в Церковь. Должен ли священник крестить ее вторично? Священник должен проверить глубину ее покаяния — да. Уяснить меру решительности ее отказа от ее колдовского прошлого — да. Призвать ее к публичному отречению от сатаны и дел его — да. Наложить епитимью — да. Но должен ли священник пе­рекрещивать ее? Перекрещивание означало бы, что сатана может налагать свою печать на человеческую душу с такой же силой, как и Спаситель, что он может изничтожить крещальный дар Бога человеку. Это означало бы признание того, что по влиянию на нашу жизнь Бог и диавол равномощны. Такое предположение было бы кощунством. И церковная тради­ция о подобных случаях говорит однозначно: как бы ни были велики грехи человека по крещении, но крещение не повто­ряется: «Верую во едино крещение во оставление грехов». И это значит, что нет у сил тьмы власти до конца стереть пе­чать Христову в душе человека.

Кроме того, вопрос здесь стоит и аскетически. К чему приковано наше зрение, что мы переживаем острее: могу­щество нашего врага или силу нашего Господа? Вера в «пор­чу» и боязнь ее есть именно привязанность взгляда ко злу. Но если в поле нашего зрения не Бог,— значит, мы сами находимся в состоянии отпадения от Бога. И значит, тем беззащитнее мы пред стихиями падшего мира. Следова­тельно, чем более человек интересуется «порчей» и «сглазами», чем больше боится их — тем и в самом деле он даль­ше от Бога и тем доступнее он для предметов своего стра­ха. Поэтому не колдунов надо искать, а Бога, не на «порчу» озираться, а Бога взыскивать.

Поэтому в творениях святых учителей Церкви отсутству­ет тема «порчи» и противостояния ей. Христианин не дол­жен обращаться к нецерковным религиозным практикам – об этом Отцы предупреждают постоянно. Но если предпо­ложить, что язычество само может вторгаться в жизнь того христианина, который и не помышлял взывать к духам, — то что же остается от той свободы, которую, по торжественно­му уверению апостола Павла, даровал нам Христос?

Напомню, что святитель Василий Великий (см.: Святитель Василий Великий. Правила, пространно изложенные в вопро­сах и ответах. 55) среди причин болезни не отмечает «наве­денную порчу» или вред, причиненный христианину колдуном-язычником (которых во времена святителя Василия было весь­ма много). И страшнее всех чудовищ, опаснее сонма бесов и всех бесноватых святитель Иоанн Златоуст полагает завист­ливого сребролюбца: «Я желал бы жить со множеством беснующихся, нежели с одним из страждущих такой болезнию Сребролюбцы считают врагом своим человека, не причинившего им никакого вреда, желают сделать рабом сво­бодного и ввергают его в бесчисленные бедствия; напротив, беснующиеся ничего другого не делают, как только в самих себе питают болезнь. Первые ниспровергают множество домов, за­ставляют хулить имя Божие, являются заразой городов и всей вселенной; а мучимые бесами более достойны сожаления и слез представим себе человека, извергающего из очей сво­их огонь, черного, вместо рук имеющего на обоих плечах сво­их висящих драконов; представим у него такие уста, в которых вместо зубов вонзены острые мечи, а вместо языка находится источник, изливающий яд и испускающий смертоносное пи­тие; представим, что чрево его пожирает более всякой печи, истребляет все ввергаемое, а ноги как бы крылатые и быстрее всякого пламени. Пусть лицо его будет составлено из собачье­го и волчьего; пусть он не будет произносить ничего челове­ческого, но будет издавать из себя звуки нестройные, отврати­тельные и страшные; пусть даже в руках у него будет пламень. Может быть, вам представляется страшным сказанное мною; но я еще не изобразил его надлежащим образом. К сказанному надобно присовокупить и еще нечто: пусть он поражает встре­чающихся с ним, пожирает и терзает плоть их. Но сребролю­бец гораздо хуже и такого чудовища»⁵⁷

Сегодня на сребролюбцев (по-современному — банкиров) навешивают ордена, а народ пугают байками о «порчах».

Но нет такого понимания «духовной брани» в творени­ях святых Василия Великого, Макария Великого, Григория Богослова.

Святитель Николай Японский прожил свою жизнь среди язычников. В своем дневнике он отмечает случаи враждебного отношения японцев к нему и к Православию. Отмечает свои неудачи и болезни. Но ни разу святой Ни­колай не предполагает, что напасть свалилась на него вслед­ствие колдовства язычников.

Не видно следов страха перед «порчей» и у русских Апос­толов, трудившихся среди сибирских и американских шама­нистов. Ничего не говорят они о заговоренных предметах и косых взглядах, через которые якобы передаются болезни и проклятия. Например, митрополит Нестор Камчатский (в пору своего служения на Камчатке — еще иеромонах) описы­вает странную болезнь камчадалов — навязчивые подражания: «Однажды в церкви... сторож неожиданно зацепил подсвеч­ник... он покатился по наклонному полу. Большинство мо­лящихся туземцев в церкви... с испугом почти поголовно так же упали на пол и покатились, подражая движению подсвеч­ника... достаточно внезапного потрясения, и одержимые на­чинают делать и говорить непроизвольно, бессознательно то, что им прикажут. Припадок продолжается недолго, пос­ле чего больные мгновенно приходят в себя⁵⁸

Но слово "одержимый" здесь митрополит Нестор употребил в светском значении этого слова, а не в духовном. Он поясняет: «Предполагают, что заболевают... жители Камчатки на по­чве недостаточного и скверного питания юколой »⁵⁹

Как видим, среди причин психической болезни миссионер не увидел действий шаманов. Единственное место Писания, из которого можно было бы вычитать представление о том, что предмет, к которо­му прикоснулся колдун, опасен для случайно подобравше­го его христианина: а других страхом спасайте, исторгая из огня, обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью (Иуд. 1, 23). Но святоотеческое толкова­ние этого места исключает возможность грубо-оккультного понимания текста: «Оскверненная одежда есть жизнь, оскверненная многими преступлениями вследствие плот­ской страсти. Ибо о каждом человеке узнают, праведен он или нет, по образу жизни как бы по одежде. Один имеет чистую одежду, добродетельную жизнь. Другой — осквер­ненную, жизнь с делами злыми. Или, лучше: одежда, оск­верненная плотью, есть такой навык и настроение совес­ти, обременяющие душу памятованием о порочных движе­ниях и действиях плоти, смотря на которые постоянно как на одежду свою душа наполняется зловонием страстей⁶⁰.

Вслушаемся еще раз в наставления преподобного Анто­ния Великого, переданные святителем Афанасием Великим: «Где знамение крестное, там изнемогает чародейство, бездей­ственно волшебство» (Святитель Афанасий Великий. Житие... Антония. 78). «Демоны все делают, говорят, шумят, притвор­ствуют, производят мятежи и смятения к обольщению не­опытных, стучат, безумно смеются, свистят; а если кто не об­ращает на них внимания, плачут и проливают уже слезы, как побежденные... Не должно нам и бояться демонов... потому что они бессильны и не могут ничего более сделать, как толь­ко угрожать» (Там же. 26-27). «Диавол есть человекоубийца искони. Между тем мы живы еще, и даже ведем образ жизни, противный диаволу. Итак, явно, что демоны не имеют ника­кой силы» (Там же). «Чтобы не бояться нам демонов, надо рассудить и следующее. Если бы было у них могущество, то не приходили бы толпою, не производили бы мечтаний, не принимали бы на себя различных образов, когда строят коз­ни; но достаточно было бы прийти только одному и делать, что может и хочет, тем более, что всякий имеющий власть не привидениями поражает, но немедленно пользуется властью как хочет. Демоны же, не имея никакой силы, как бы забавля­ются на зрелище, меняя личины и стращая детей множеством привидений и призраков. Посему-то наипаче и должно их презирать, как бессильных» (Там же). «Даже над свиниями не име­ет власти диавол. Ибо, как написано в Евангелии, демоны про­сили Господа, говоря: повели нам ити (Мф. 8, 31) в свиней. Если же не имеют власти над свиниями, тем паче не имеют над че­ловеком, созданным по образу Божию» (Там же. 29). «Посему должно бояться только Бога, а демонов презирать и ни­мало не страшиться их» (Там же. 30).

От тех же страхов избавлял свою паству и святитель Иоанн Златоуст: «Бесы без Его позволения не смеют даже прикасаться и к свиньям... Что бесы ненавидят нас более, нежели бессловесных животных, это всякому известно. Следовательно, если они не пощадили свиней, но в одно мгновение всех их низвергли в бездну, то тем более сдела­ли бы это с обдержимыми ими людьми, которых они тас­кали и влачили по пустыням, если бы провидение Божие, и при самом жестоком мучении, не обуздывало и не удер­живало дальнейшего их стремления»⁶¹

А ведь именно во времена древних Отцов язычество было гораздо более распространенным, чем сегодня. Настоящие языческие жрецы, а не самозваные «посвященные», только что вышедшие из комсомола, жили на окраинах городов и в деревнях. Да и среди христиан было множество людей, кото­рые принесли с собою в Церковь и опыт жизни в язычестве, и языческие предрассудки (все же от атеизма обратиться к истинной вере легче, чем от язычества). И в те времена люди бывали и маловерны, и двоеверны, и малодушны... Но что-то не слышно было в те века церковной проповеди на тему: «Бой­тесь языческих жрецов и колдунов!»

Так кто же это отменил слова апостола Павла о ничто­жестве идолов? Где это в Писании и в святоотеческом бо­гословии говорится о том, что язычник может навести колдовскую «порчу» на православного, крещеного, цер­ковного человека? Где в творениях древних Отцов пре­дупреждения о том, что наговоренная нитка, иголка или вода могут навредить христианину? С каких это пор Про­мысл Божий и церковная благодать не защищают людей от колдовства? На каком основании утверждается, будто какая-то тварь может отлучить нас от любви Божией? Тем, кто полон решимости транслировать дальше страхи пе­ред колдовством и «порчей» (которые действительно вре­дят — но тому, кто ими занимается), порекомендую про­читать отрезвляюще действующее Слово преподобного Иоанна Дамаскина «О драконах и привидениях» и поду­мать — не относится ли и к ним предостережение святого Отца: «Невежество — вещь ненадежная»⁶²

Пусть мне покажут тексты, написанные святыми учи­телями Церкви, в которых утверждается, что колдун мо­жет навести «порчу» на христианина, да еще на постоян­но причащающегося Святых Даров, да еще на священни­ка. В нынешних апокрифах запросто повествуются байки вроде: «Село, где служил батюшка, сплошь из колдунов со­стоит, на Украине это обычное дело. Однажды о. Валерий заболел. Едва взглянув на него, старица сказала: "Тебе за­гнали девять колов. Три кола я с тебя сняла, шесть оста­лось, давай молиться". За минувшую ночь ей стало хуже: она его боль на себя взяла. Чаще всего люди не подозре­вали, что их облегчение ношей ложится на матушку. Об­нимет, поцелует — казалось бы, благословляет, а она их хворь на себя берет»⁶³

Ничего подобного этому нет ни у преподобного Исаака Сирина, ни у святителя Иоанна Златоуста, ни у святителя Феофана Затворника, ни у святителя Игнатия Брянчанинова — нигде у святых богословов не встречал я рассказов о «порченых»⁶⁴

Мне удалось найти только один текст, принадлежащий перу святого Отца и излагающий подобные верования. Свя­титель Димитрий Ростовский в своей антираскольничес­кой полемике (надо признать, очень предвзятой) приво­дит рапорт старого священника, который был уверен, что лет тридцать назад в его приходе староверы сжигались под влиянием наведенной на них «порчи»... Еще один анало­гичный пример, — когда магия затронула уже всю Польшу, – святой Димитрий почерпнул из католических польских изданий. Как видим, святой Димитрий говорит о таких вещах не из собственной духовной практики...

Учась и в семинарии, и в академии,— ни на одной из лек­ций я не слыхивал о подобной напасти. И если, согласно новоявленным апокрифическим «Житиям подвижников и подвижниц благочестия XX в.», новые подвижницы только и заняты тем, что воюют с «порчей», то почему же в церков­ных школах об этом не говорят ни слова? Почему практику­мы по борьбе с «порчей» не были введены в семинариях в ту пору, когда чудотворили персонажи упоминаемых здесь книг и очерков, и куда же смотрел Учебный комитет Московской Патриархии, возглавляемый тогда митрополитом Таллин­ским и Эстонским Алексием, нынешним Патриархом?

Из Предания я знаю другое: в святоотеческих творени­ях есть прямые предостережения против того, чтобы ис­толковывать несчастья и немощи свои и своих ближних предположениями о «порчах» и «сглазах».

Святитель Иоанн Златоуст уговаривал не бояться иудей­ствующих, вступая с ними в дискуссию: "Ближний, хотя... и понегодует, не может, однако же, сделать тебе никакого вре­да... Как негодные слуги, показывая детям страшные и смеш­ные личины (сами-то по себе они не страшны, но только пред­ставляются такими по слабости детского ума), возбуждают большой смех; так и иудеи пугают только слабых христиан своими личинами⁶⁵"

И о силе языческой "эзотерики" святой Иоанн был не более высокого мнения: «Душа их преисполне­на множества примет. "Например, такой-то, — говорят, — первый встретился со мной, когда я выходил из дому: непремен­но случится тысяча неприятностей для меня. Сегодня нена­вистный слуга, подавая мне обувь, поднес наперед левую: быть большим бедам и напастям. Сам я, выходя из дому, ступил за порог левою ногою: и это предвещает несчастия... Когда же я вышел из дому, у меня правый глаз мигнул: быть слезам" Закричит ли осел, или петух, чихнет ли кто, и, вообще, что бы ни случилось, все их тревожит, так что они... точно скова­ны тысячами уз, точно находятся во мраке, во всем подозре­вают (худое) и гораздо больше порабощены, чем тысячи не­вольников. Но не будем мы такими, напротив, осмеявши все такие (суеверия)... будем считать для себя страшным один только грех и оскорбление Бога. Если все это пустяки, то и посмеемся над этим, равно как и над первым виновником это­го — диаволом. Возблагодарим Бога и будем стараться, чтобы нам самим никогда не впасть в такое рабство, а если кто из наших друзей будет пленен, разорвем его узы, освободим его от этого несносного и постыдного заключения, сделаем его способным для восхождения к небу, выпрямим его опустив­шиеся крылья и научим его любомудрию касательно жизни и веры»⁶⁶

Святитель Серапион Владимирский возмущался тем, что его паства приписывала знахарям и колдунам слишком боль­шие возможности: «Подумал , что уже утвердились вы... Но вы еще языческих обычаев держитесь: в колдовство ве­рите... Из книг каких иль писаний вы слышали, будто от кол­довства на земле наступает голод или что колдовством хле­ба умножаются? Если же верите в это, зачем тогда пожигаете их ? Молитесь вы колдунам, и чтите их, и жертвы приносите им — пусть правят общиной, ниспустят дожди, тепло принесут, земле плодить повелят! Вот нынче три года хлеб не родится не только в Руси, но у католиков тоже — колдуны ль так устроили? А не Бог ли правит Своим твореньем, как хочет, нас за грехи наказуя?.. Если Бог попус­тит, то бесы вершат, попускает же Бог лишь тем, кто боится их, а кто веру крепкую держит к Богу — над тем чародеи не властны!»⁶⁷

Сравним приведенную выше «страшилку о кладовщице» с суждением преподобного Анатолия Оптинского: «Что ка­сается твоей детской боязни быть во власти диавола через какую-то колдунью, то этим ты только доказываешь, что понятия твои о христианине, о Боге, о диаволе суть поня­тия деревенской бабы. Если в свиней не смели войти бесы без воли Иисуса Христа, как они войдут в людей?»⁶⁸
"Вся эта мглистая сила ничего не значит и ничего не сделает. Она вас только как детей пугает. Свиньи целый легион не посмел коснуться; вас ли, Божиих послушниц, тронет?»⁶⁹ Кладовщица, конечно, не монахиня. Но ведь и не свинья. Допустимо ли для христианина предположить, что Господь может ос­тавить без Своего покрова честного человека, поступавше­го по совести и по заповеди?

И отговорки типа: «Это действует только на недостойных христиан» — здесь неприемлемы: ибо кого же можно назвать «достойным» христианином? Или мы признаем, что благо­дать крещения во Христа несмываема и до конца нестирае­ма, или мы становимся на точку зрения протестантов и донатистов и считаем, что благодатность христианских Таинств целиком и полностью зависит от нашего «достоинства»

Сам я человек весьма далекий от чистой христианской жизни. И при этом я явным образом неудобен тем оккультно-каббалистическим оппонентам, с которыми веду постоянную полемику. По тем схемам, что предлагаются в современных апокрифических брошюрках о «порче», теософы, «неоязыч­ники» и каббалисты должны были бы проводить ночи в при­цельном наведении «порчи» на меня, а я не должен был бы прожить и недели после выхода первой моей книжки, крити­кующей оккультизм... В суд сектанты на меня подавали. С ку­лаками набрасывались. Толченое стекло в подаренные про­дукты какие-то мои «уважаемые оппоненты» подкладывали. Но вот «порчи» около себя я не примечал. Отсутствие «порчи» в моей жизни можно объяснить четырьмя причинами. Или со стороны сект не было попыток подействовать на меня на «астрально-духовном плане». Или моя праведность тако­ва, что делает меня неуязвимым для этих стрел. Или магия у них слабая. Или же — сила церковных Таинств такова, что она покрывает и мои грехи, и наветы вражии.

Первый вариант я не могу признать вполне объясняю­щим мое относительное благополучие. Во всяком случае, от нескольких сект я слышал обещания «помолиться» о моем вразумлении и обращении в их веру. Второе предположение я могу отвергнуть и решительно, и вполне компетентно (ибо грех, мой предо мною есть вину [Пс. 50, 5]). В третьем вопросе я не­компетентен. Но могу заметить, что, если эта магия не действу­ет даже на меня,— чего же бояться ее остальным христианам?

Так что дело не в их силе и не в моей крепости. Дело в исповедании Православия⁷⁰ В благости Божией. И конечно, в молитвах тех православных священнослужителей и мирян, которые поминают меня в своих обращениях к Богу...

Скажем иначе: бесы желают вселиться во всех людей? Да. Нужна ли им для этого помощь посторонних людей (ча­родеев)? Нет. Есть ли человек, которому кто-либо не желал зла? Нет. Следовательно, и в мире видимом, и в мире неви­димом у каждого из нас достаточно недоброжелателей. Но если одержимых все же относительно немного — значит, причина каждого конкретного случая одержимости не в зло-желательстве соседа, а в неисповедимом Промысле Того, Кто знает, как вразумлять сотворенных Им людей и наказывать, как миловать и предостерегать... И значит — к Нему и долж­ны быть обращены наши надежды и наши страхи.

Нельзя забывать (особенно перед лицом наших недру­гов) великих слов апостола Павла: если Бог за нас, кто про­тив нас? (Рим. 8, 31). И потому «страха же вашего не убоим­ся, ниже смутимся, яко с нами Бог». На каждом водосвятном молебне Церковь возглашает прокимен: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся?». Странное дело, но именно на водосвятных молебнах полно тех лю­дей, которые пришли на них из чувства страха: освященная вода им нужна как оберег от колдунов, наведших на них и страх, и «порчу». Не благодатную помощь от Бога в соб­ственной борьбе против собственных страстей ищут люди в святой воде и не поддержку собственного усилия на пути к святости, но какую-то чисто внешнюю защиту от тех, кого они считают своими врагами (как правило, в колдовстве подозреваются родственники или соседи).

Вместо приходских сплетен лучше довериться трезвым голосам современных монастырских духовников, предупреж­дающих: «К разряду грехов против первой заповеди принад­лежит волшебство, когда люди, оставив веру в силу Божию, верят тайным и большею частью злым силам тварей, в осо­бенности злых духов, и стараются действовать ими. Таким образом, в грехе волшебства виновен и тот, кто верит в тай­ные силы тварей, и тот, кто сам действует этими силами»⁷¹

Все эти призывы: «Бойтесь колдунов», «Бойтесь "пор­чи"» — это еще и забвение заповеди Псалмопевца, обличав­шего тех, кои тамо убояшася страха, идеже не бе страх (Пс. 13, 5). Душу, которая болеет страхом перед колдунами, долж­но повязать советом святителя Тихона Задонского: «Сата­на, дух злобы и враг мой, невидимый мне, но присутстви­ем злых своих советов мне познаваемый, страшен; но без воли Божией не токмо надо мной, человеком, но и над ско­тами и свиньями власти не имеет (см.: Мф. 8,31), как и всяк человек, враждующий мне... Когда Бог попустит на мене беду — ужели я ее миную? Нападет она на мене, хотя бы я ее и боялся. Когда не хощет Он попустить, то, хотя вси диаволи, и вси злые люди, и весь мир восстанут, ничто мне не сделают. Понеже Он, един сильнейший всех, отвратит злая врагам моим. Огнь не пожжет, меч не посечет, вода не потопит, зем­ля не пожрет без Бога: яко все, как творение, без повеления Творца своего ничего не сделает. Почто убо мне всего боять­ся, что есть, кроме Бога? Убоимся убо, братие, единого Бога, да ничего и никого не убоимся... Бог все, и, кроме Бога, все ничто: и злоба всех диаволов и злых людей ничто. Окаянен и беден, кто не боится Господа и Бога, ибо тот всего боится»⁷²

Эти недолжные страхи и порождает апокрифическая литература. Не колдуны, а грехи привлекают к нам бесов. Поэтому не колдунов, а грехов надо бояться. Ни колдунов, ни бесов не надо бояться. Страх перед «порчей» есть уже пер­вый шаг к тому искушению, которое в аскетической литера­туре именуется «бесовские страхования». В житийной литературе (вспомним опять житие преподобного Антония Вели­кого) нередко описываются устрашающие видения недоброй силы. Если человек примет их всерьез и испугается — значит, тем самым видение страха из его ума вытеснило память о Боге, Который силен любую нежить вернуть в ее изначальное не­бытие. А если из ума выкрадена память о Боге — то он уже гораздо более доступен для влияний и внушений. Тварь вста­ла на место Творца. Тварь, пусть даже не прельстительно – вож­деленная, а отвратительно-пугающая, заслонила собою небо.

Если же человек большее внимание уделяет своим оп­понентам, то, как ни странно, он становится не более за­щищен, а более уязвим. Вера в колдовство приносит тот вред, что «когда над человеком беда случится, он не перено­сит ее с терпением, а на других злобствует. Кто много дума­ет о колдовстве, тот и вправду от своей думы при попуще­нии Божием беду может получить. Поверит человек, что на него колдун болезнь наслал, начнет беспокоиться, скучать и заболеет. Для истинного христианина не страшны нагово­ры и порчи, потому что не дано от Бога власти колдунам и ворожеям. Нужно во всем предаваться в волю Божию, без повеления Коего бесы не смели и в свиней внити, а не бо­яться колдунов» (Преподобный Макарий Оптинский)⁷³

В этом случае человек впадает в тот грех, от которого предостерегал святитель Иоанн Златоуст: «Но кто из лю­дей, скажешь ты, так несчастен и жалок, что и во время молитвы не бывает кроток? Тот, кто, молясь, проклинает, исполнен гнева и вопиет против врагов своих. Если ты хо­чешь обвинять, то обвиняй себя самого... говори не о том, какое зло причинил тебе другой, но какое ты сам себе на­нес; оно-то и есть величайшее зло. Другой не может оби­деть тебя, если ты сам себя не обижаешь»⁷⁴

Вера в «порчу» приводит к тому, что человек не ви­дит своих грехов (ставших причиной его злоключений), но впадает в грех осуждения других людей. Татьяна Горичева приводит диалог своего духовного отца, архиман­дрита Иоанна (Крестьянкина), с некоей паломницей: «Вчера слышала, как старец говорил с одной женщиной. Она стала жаловаться, что какая-то другая паломница все хочет ее околдовать. Наш старец слушал-слушал да и го­ворит: "Я семьдесят лет живу на свете и ни одного пло­хого человека, кроме себя самого, не встречал, а ты мне про колдуний говоришь"»⁷⁵

И другой  пастырь советует тоже "Когда человек уверен, что его уже "сглазили", испортили" или "прокляли", когда его не покидает мысль, что кто-то из людей причинил ему зло, и он хочет найти этого носителя зла, — такому человеку важно понять, что зло ему причинил не человек, а диавол (попущением Божиим). Что делать? Стать членом Христовой Церкви, прекратить поиски "врага" среди людей, внимательнее присмотреться к своей жизни»⁷⁶ "Мы истинную веру смешали с суеверием, верим всяким силам, предчустви­ям, гаданиям, колдовству. Это все наследие нашего язы­ческого прошлого. Прошло 1 000 лет после крещения Руси, а все никак не можем отложить суеверия и быть дей­ствительно православными христианами!», — проповедо­вал архимандрит Иоанн.⁷⁷

В Киево-Печерской лавре в наше время произошла зна­менательная беседа. Один насельник тяжко заболел и до­пустил в себя помысл, что это на него кто-то «порчу» на­вел. С этой догадкой он пошел к братскому духовнику. Ба­тюшка выслушал его и вдруг спросил: «А ты в Бога веришь?».— «Ну конечно».— «Нет, ты подумай: ты в Бога веришь?».— «Да, конечно верю!».— «Ты подумай, прежде чем сказать. Ты в Бога веришь?»... Якобы «спорченный» монах задумался и после раздумья ответил: «Прости, отче! Я глупость сказал...».

Ведь и в самом деле — «Бог может... все, а демоны... толь­ко то, что попускает Он, советов Которого тайных много, а несправедливого — ни одного» (Блаженный Августин. О Гра­де Божием. 18, 18).

И именно эти увещания находятся в церковной тради­ции. И прежде было замечено, что люди, верящие в «пор­чу», «утверждают, что их испортил такой-то или такая-то, не понимая того, что такою хитростию враг поддерживает свое над больными обладание, скрываясь под кровом пита­емой в помыслах больных злобы и самооправдания. Страж­дущий от бесов человек должен внимательно рассмотреть себя, припомнить все грехи, совершенные им от 7-летнего возраста, и сознать в особенности тот грех, в котором за­ключается причина болезни. Потом он должен все эти гре­хи искренне исповедать пред священником, примириться с ближними, оставить всякую против них злобу, и положить твердое намерение и начало не обращаться вновь на старые грехи, и, наконец, с сокрушением приступить к принятию Святых Христовых Тайн»⁷⁸

Лечиться от страха перед «порчей» преподобный Иларион Оптинский советует так: «Много приводили к старцу стра­дающих нервными и душевными болезнями, которых обыч­но называют — порчеными. Старец находил, что причиною подобных болезней бывают часто непримиримая вражда, раздоры семейные и тяжкие нераскаянные грехи. Старец ука­зывал больным не мнимую, а действительно найденную им причину их болезни и приводил к сознанию, раскаянию и сокрушению о своих грехах. Если больные указывали на кого-либо как на причину своей болезни, что часто бывало с не­рвными больными, то о. Иларион советовал тогда испросить у того лица прощения, если оно живо, а если скончалось, то примириться с ним, отслужить на его могиле панихиду о его упокоении и дома за него молиться, принести покаяние, при­нять епитимью и положить начало добродетельной жизни»⁷⁹

Впрочем, в житийной литературе (даже той, что вошла в Четий Минеи) встречаются рассказы об успешных действиях колдунов против христиан (то есть о "порче"). Уже на грани XVIII и XIX вв. Московскому митрополиту Платону (Левшину) приходилось сетовать на то, что православному богослову очень непросто полемизировать именно с неумеренными "ревнителями благочестия", которые всюду видят чудеса, убеждены в богодухновенности каждой строчки, под­писанной авторитетным именем или посвященной святому. Любую церковную книжку или даже сплетню они склонны вос­принимать как прямо глас с небес. По горькому признанию митрополита Платона, «Церкви Христовой пастырю и само­му просвещенному невозможно иметь с раскольниками пре­ние и их в заблуждении убедить. Ибо в прениях с обеих сто­рон должно быть едино начало или основание, на котором бы утверждались все доказательства. Но если у одной стороны начало будет иное, а у другой другое, то согласиться никогда будет невозможно.

Богопросвещенный христианский бого­слов для утверждения всех истин веры Христовой не иное при­знает начало, как едино слово Божие или писания Ветхого и Нового Завета; а раскольник, кроме сего начала, которое и мало уважает, ибо мало понимает, признает еще за равносиль­ные слову Божию начала и всякие правила Соборов, и всякие писания церковных учителей, и всякие повести, в книгах цер­ковных обретаемые, да их и более уважает, нежели слово Бо­жие, ибо они для него понятнее. Но как и правила Соборов или относились к тем временам, или писаны по пристрастию и непросвещенному невежеству⁸⁰ и в писаниях церковных учителей много погрешительного и с собою несогласного; а в по­вестях и зело много басней, небылиц и безместностей, то следо­вало бы правила, и Отцов, и повести не иначе принять, как когда они согласны с словом Божиим и служат тому объясне­ниями. Но раскольник сего не приемлет и почитает хулою, ког­да бы ему открыть, что Соборы или Отцы в иных мнениях по­грешили, а повести многие невероятны. "Как? — воскликнет он. — Отцы святые погрешили? Да мы их святыми почитаем, они чудеса творили, их писания суть богодухновенны". Что на сие богослов? Легко может возразить, но не по­смеет, дабы не только раскольников, но и своих мал осмыс­ленных не соблазнить и не сделать зла горшего. "Вот,— провозгласят,— Отцов святых не почитает, Соборы отвер­гает, повестям церковным смеется!". Итак, богослов богопросвещенный молчи, а раскольник ври и других глу­пых к себе склоняй»⁸¹

Вот и ныне я вижу, как суровеют лица православной аудитории, когда я начинаю говорить нечто критическое о некоторых массовых изданиях.

Не все то, что обжилось в народном благочестии, дол­жно быть расценено как совместимое с христианством. Даже в церковных рассказах есть апокрифически-фольк­лорные детали... В житийной литературе великое множе­ство драгоценнейших жемчужин. Но есть и фольклорные элементы (Георгий Федотов пишет об этом так: «От чудес следует отличать легендарные мотивы, свойственные на­родному преданию и эпосу и распространенные в одина­ковых и близких формах у разных народов и в разных ре­лигиозно-культурных мирах»⁸² И поэтому даже каноническая житийная литература обладает значительно меньшим вероучительным значением по сравнению со святоотечес­кими творениями. То, что составители житий не столь ду­ховно чисты и мудры, как те, о ком они повествуют, не так уж необычно. Жития святых редко пишутся святыми же (и даже Епифаний Премудрый, написавший житие Преподобного Сергия Радонежского,— совсем не Сергий Радонежский).

Чаще именно несвятые люди рассказывают о своих впечатлениях от встреч со святыми людьми. И в этих рассказах могут быть неточности, ошибки, и «приписки», и соб­ственные толкования. Почему и предписывалось «Духовным регламентом» «смотреть истории святых, не суть ли некия от них ложно вымышленныя, сказующия чего не было, или и хри­стианскому православному учению противнья или бездельныя и смеху достойныя повести. И таковыя повести обличить и за­прещению предать с объявлением лжи, во оных обретаемой»⁸³

А в XIX в. святитель Филарет Московский предлагал с осторожностью выносить на свет древние житийные руко­писи: при издании Макариевых Четиих Миней нужно «про­пустить некоторые статьи, которых издание было бы без пользы и частию не без вреда. Не угодно ли было бы распоря­диться, чтобы один месяц Минеи Макариевой был критичес­ки рассмотрен, с заключением, что должно печатать и что не должно, и почему»⁸⁴"Не мало нужно осмотрительности, чтобы составить правильный список святых и отделить чистые источники жизнеописаний от смешанных; потому что, кро­ме святых общепризнанных... есть местно чтимые, по преда­ниям неопределенным и не получившим правильного церков­ного утверждения; и есть сказания о житиях святых, проис­шедшие из неправых уст»⁸⁵Архиепископ Черниговский Филарет говорил тогде де: "Повторять все повести (чтимые в житиях) без разбора, без проверки — грешно перед совестию и стыдно перед просвещенным умом»⁸⁶

Что сказалось в этих житийных эпизодах (например, в житии преподобного Макария Египетского повествуется о том, как колдун превратил некую христианку в лошадь⁸⁷, а в житии святого Киприана — о том, как он сам, в бытность свою колду­ном, превратил юношу в птицу⁸⁸)? Эти эпизоды написаны в соответствии с учением Церкви или навеяны народным восприятием «духовной брани»? Вновь повторю: в церковно-учительной литературе, в творениях святых богословов такое по­нимание «духовной брани» отсутствует. Не было у подвижни­ков благочестия веры в то, что колдун на кого хочет, на того и нашлет свою «порчу» и во что хочет, в то и превратится.

Напротив, — блаженный Августин говорил: «Не только душу, но и тело демоны никоим образом не могут своим ис­кусством или властью превратить в действительные чле­ны или формы животных» (Блаженный Августин. О Граде Божием. 18,18).

Поэтому можно говорить о внушении, о гипнозе, о конт­роле над умами людей, доверившихся колдуну (так, что им будет казаться, будто он и в самом деле стал птицей). Но нельзя предположить, что он и в самом деле сумел это сделать...

Сегодня некоторые православные писатели (правда, не могу сказать, что по делу) упоминают библейский стих о том, что создал Бог зверей земных по роду их (Быт. 1,25), как аргумент для полемики с теорией эволюции и развития животных видов. Но если в этом стихе видеть отрицание того, что из од­ного животного может появиться другое,— то не тем ли резче этот стих отвергает возможность «перевоплощения» челове­ка в лошадь или птицу? Так что у меня вопрос к духовным ака­демиям и к Синодальной богословской комиссии: обязан ли православный христианин, почитающий жития святых как одно из свидетельств церковного предания, верить во все, что в них написано,— в том числе и в оборотней? Если обязан — то не дополнить ли Символ веры соответствующей формулиров­кой? «Верую в оборотней, в "сглазы", в суккубов и инкубов...».

Очень многое в нашу церковную жизнь приходит минуя цензуру богословского разума. Приходит, обживается. И спу­стя несколько поколений уже начинает казаться частью Пре­дания (скажем, убеждение в том, что нельзя есть арбуз в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, или уверенность в том, что страшный грех — передавать свечку через левое плечо). Здоровое чувство церковного консерватизма требует найти духовный смысл и оправдание любой подробности церков­ного быта. И уже не от своего опыта, а под давлением некое­го «авторитета» человек говорит: «Да, пожалуй, раз это встречается в церковных рассказах, то в этом есть смысл...». Имен­но такая интонация все же мелькает у двух оптинских подвижников, когда они касаются темы народной веры в «пор­чу». Они ссылаются на то, что им представляется частью под­линного церковного предания. Так, преподобный Амвросий Оптинский пишет: «От очес призора, от ревности и зависти и от невидимых духов молится священник избавить родитель­ницу и новорожденного. Значит, сомневаться в дурном глазе нельзя»⁸⁹А преподобный Макарий Оптинский свое согласие с существованием «порчи» обосновывает ссылкой именно на житийные рассказы⁹⁰

Но у агиографической литературы долгая и сложная ис­тория. Нельзя просто так ссылаться на жития (в тех случа­ях, когда они говорят о вещах, не подтверждаемых Писа­нием и учением древних Отцов), не задаваясь вопросом о том — когда и кем было написано это житие, какие оно име­ет варианты, когда и кем оно правилось...

То же можно сказать и о чинопоследованиях наших треб и служб. Поскольку единственный способ связать веру в «пор­чу» с церковной традицией — это указание на выражение «от очес призора» в молитве над женой-родильницей⁹¹, то присмотримся к истории этой молитвы внимательнее.

Когда и кто составил именно тот вариант молитвы «В первый день, по внегда родити жене отроча», на который ссылается преподобный Амвросий? В Требнике митропо­лита Петра Могилы, изданном Киево-Печерской лаврой в 1646 г., это прошение читается так: «Ей, Господи, от недуга и язвы, от рвения и зависти и от очеснаго негодования...». Имеет ли отношение это «очесное негодование» именно к магии, или же это просто синоним зависти?

По поводу перевода этого неясного места из Требника А. Г. Дунаев подготовил справку, которую уместно здесь при­вести.

«Для выяснения богословской и филологической значимости аргумента оптинского старца, ссылающегося на Требник в доказа­тельство существования "порчи" и влияния ее на христиан, необ­ходимо обратиться к оригинальному греческому тексту. Он гласит: "...καί οφθαλμων βασκανίας". Слово βασκανία имеет два значе­ния: первое—"волшебство", второе—"зависть" (см.: A Greek-English Lexicon / Comp. By H. Liddell and R. Scott; rev. by H. Jones. Oxford, 1940. P. 310), которые были тесно связаны между собой. Например, в третьей книге романа Гелиодора "Эфиопика" "сглаз" объясняется передачей зависти по воздуху. В словаре G. Lampe (A Patristic Greek Lexicon. Oxford, 1991. P. 293) — самом авторитетном лексиконе для перевода греческих Отцов — засвидетельствованы эти же значе­ния, только "сглаз", "волшебство" (evil eye, bewitchment) встреча­ется гораздо реже — приведен лишь один пример (у Евсевия Алек­сандрийского, 7-я гомилия [см.: Eusebius Alexandrinus. Sermones // PG. Т. 86. Соl. 356В]). Можно даже сказать, что значение "волшеб­ство", засвидетельствованное у Евсевия (да и то надо еще посмот­реть, в каком контексте), чрезвычайно редко у святых Отцов (и, зна­чит, вообще не встречается в том смысле, который позволял бы говорить о каком-то "сглазе" против христиан). Просмотрев мно­жество святоотеческих текстов (около ста пятидесяти - вместе с контекстами!) по компьютерной версии Thesaurus linguae graecae (1993, CD ROM), я не нашел ни одного примера употребления этого слова христианскими авторами в смысле "волшебство" (за исклю­чением приведенного ниже). У всех святых Отцов слово βασκανία встречается в подавляющем большинстве случаев вместе со сло­вом φθόνος; (зависть) и тому подобное, являясь его почти полным синонимом (у Игнатия Богоносца, Епифания Кипрского, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Палладия, Романа Сладкопевца, Иоанна Дамаскина и так далее), однако без добавления "очес".

Единственный пример, привлекший мое внимание,— над­гробная речь святителя Григория Нисского на кончину еписко­па Мелетия (Oratio funebrin in Meletium episcopum // Gregorii Nysseni opera / Ed. A. Spira. Leiden, 1967. Vol. 9. Pag. 447): "Жаль мне тебя, Церковь! К тебе обращаюсь я, Антиохия [буквально: град Антиоха]. Жалею я о твоей столь внезап­ной перемене. Како обезобразилась красота? Како украдено ук­рашение? Како внезапно опал цветок? Поистине изсше трава, и цвет отпаде (Ис. 40, 7). Какой глаз лукавый, какая зависть злая [или: какой дурной глаз, какое злое волшебство] произвели нашествие [гла­гол κωμάςω значит «принимать участие в священной процессии» (о вакхических или египетских мистериях), откуда более общие значения] на ту Церковь? Как все изменилось! Иссяк источник, высохла река". Ясное дело, святой Григорий в традициях гречес­кой риторики создает картину горя Антиохии, потерявшей архи­пастыря. "Дурной глаз" — в ряду кораблекрушения и прочего. Тем самым расхожее выражение, связанное по своему происхождению с языческим волшебством (глагол подчеркивает эту аллюзию), пре­вращается просто в литературный прием (естественно, святой Григорий не связывал смерть епископа с "сглазом"!). Ведь и в рус­ском языке "положил глаз" означает иногда просто "позавидовал".

Теперь обращаемся к анализу Требника. "Призор" стоит сра­зу после "зависти". Эта позиция чрезвычайно напоминает боль­шинство святоотеческих контекстов (см. выше) и дает довольно веский аргумент, чтобы понимать и второе словосочетание как синонимичную замену. С другой стороны, вроде бы мешаются "гла­за". Приведенное место из Григория Нисского, как кажется, подчеркивает, что интересующее нас слово может принимать свое первое значение "сглаз", если соединено с "очесами". Од­нако это же место из гомилии святого Григория доказывает и то, что выражение может иметь фигуральный смысл.

Таким образом, трудное место из Требника мы можем с пол­ным правом переводить двояко. Если учесть обычный свято­отеческий контекст, то понимание будет следующим: "и от завис­тливых глаз", или "от завидующих очес", или (буквально) "и от зависти глаз". С такой интерпретацией совпадает и специаль­ное толкование разбираемого выражения в болгарском Требни­ке (на это обратил мое внимание протоиерей Валентин Асмус),— а именно в плане "психологическом", а не "мистическом". Имен­но так переводит это место и Петр Могила ("негодование", хотя можно было бы выразиться точнее и удачнее).

Пример другого перевода, опирающегося не на предшествую­щую "зависть", а на "очеса",— толкование протоиереем Григорием Дьяченко (см.: Протоиерей Григорий Дьяченко. Полный церковносла­вянский словарь. Репр. М., 1993. С. 495-496) этого места из Требни­ка: "порча от глаз, очарование". Такой перевод мне вовсе не пред­ставляется единственно возможным (сам же Дьяченко говорит да­лее, что это слово вообще может иметь и другое значение — "призрение", то есть "смотрение", также "зависть" или "ненависть"), хотя, положа руку на сердце, такое толкование представляется бо­лее естественным. Правда, лишним аргументом против такой ин­терпретации может служить то, что народное поверье говорит не­сравнимо чаще (если только я не ошибаюсь, ибо не специалист по фольклору) о "сглазе" младенца, нежели матери.

Однако если Дьяченко и прав, то о. Андрей Кураев совершен­но справедливо пишет о невыясненности истории многих текстов Требника. Петр Могила брал их из разных источников. В специ­альных исследованиях перечисляются три: а) греческие; б) латин­ские и в) неизвестного происхождения (народные в обработке Петра Могилы либо составленные им самим). Но прекрасно изве­стно, что первые печатные греческие книги издавались на Западе. Допускаю (но вовсе не уверен), что эта молитва могла проникнуть в первопечатные греческие Требники из каких-то латинских ис­точников.

По поводу же латинских средневековых "заклинательных молитв" (одна из черт их — подробнейшее перечисление частей тела) уже давно существует научная (хотя, наверное, и не без кон­фессиональной заинтересованности) литература, вскрывающая народно-языческие корни подобных "молитв" (об этом можно про­честь в главе "Народная магия и церковный ритуал" в книге: Гуревич А. Средневековый мир и культура безмолвствующего большин­ства. М., 1990; см. особенно с. 294 и далее, с. 298 и далее, с. 302, где указано и соответствующее немецкое двухтомное исследование: Franz A. Die kirchlichen Benediktionen im Mittelalter. Graz,, 1960. Bde 1-2). Кроме того, известны и другие сомнительные выраже­ния в Требнике (не случайно именно из него Алексей Лосев в "Диа­лектике мифа" приводит пример "развертывания мифа из пер­вичного магического имени" — см.: Лосев А. Миф. Число. Сущ­ность. М., 1994. С. 197). Например, в последней части молитвы Трифону об избавлении полей от всякой живности есть место, исключенное Петром Могилой (или известное ему в кратком ва­рианте), но имеющееся в старых греческих печатных изданиях, как я имел случай убедиться собственными глазами. Этот пассаж о "неведомом имени" переиздается в наших Требниках и, к слову сказать, до сих пор инкриминируется православным старообряд­цами (так что я допускаю, что в славянских рукописях и у старо­обрядцев мог сохраниться более древний вариант).

Впрочем, все это не более чем догадки, пока не проведена соответствующая текстологическая работа над греческими и славянскими рукопи­сями и нет критических изданий церковных текстов (на тему от­сутствия сколько-нибудь существенного "любопытства" в русской и греческой науке к истории священных и богослужебных тек­стов можно было бы написать целую книгу). Посему я предпочи­таю не брать греха на душу, если есть иная возможность, и оста­новиться на предложенном переводе и толковании Могилы/бол­гарского Требника как согласном со словоупотреблением святых Отцов. По-моему, все же можно говорить решительнее о "зависти", что позволяют как семантика греческого и славянского слов, так и святоотеческий контекст».

И даже если считать «очеса призора» «дурным глазом», а в «дурном глазе» видеть колдовство — то ведь молитва-то читается над матерью и младенцем, который еще некрещен. И в молитвах крещения, и в последующих об этой опасно­сти уже и речи не идет. Молитва первого дня говорит о том злоключении, которое может подстерегать некрещеного че­ловека. Но можно ли опасения дохристианского мира пе­реносить в мир крещеный?

Собственно, это и было, очевидно, мотивом внесения такого рода двусмысленной формулы в церковный обиход. Вера в «сглаз» была в народе почти всеобщей. Церковные разъяснения по этому поводу выслушивались, но сердцем не воспринимались. Матери приносили младенчика в храм на крестины, а затем, для полноты эффекта, несли еще и к баб­кам на заговор от «порчи». И вот тогда, чтобы отвадить лю­дей от посещения бабок-заговорщиц, Церковь решила вне­сти в свой обряд формулу, которую можно истолковать как защиту от «порчи»: мол, у нас вы и так получите то, что хоте­ли бы получить от бабок, а потому и вовсе не стоит к ним хо­дить...

Не веру Церкви в «сглаз» свидетельствует эта форму­ла, а желание Церкви этой вере противостать⁹¹"Как таковое, это выражение в виду подозрения его несоответствия с церковными воззрениями давно обратило на себя внимание в русской литературе... Занимающая нас молитва не может быть отнесена к молитвам древности первостепенной. В за­нимающем нас случае нашло себе выражение именно народ­ное верование. По нашему разумению, в настоящий раз со стороны Церкви можно предположить даже сознательное побуждение внести в молитву упоминание о трактуемом ве­ровании. Это побуждение — намерение устранить таким дей­ствием из практики всякие бытовые апокрифические обря­ды, направленные к тому же, к чему выражением "от очес призора" направлена и наша молитва»⁹²

Такое нередко происходило в истории Церкви: она как бы разрешала рядом с собой существовать какому-то язы­ческому поверью, не внося его в свое вероучение, но и не объявляя ему войну.

Мы знаем, что слово Божие приспособлялось к уровню мышления ветхозаветных евреев: «Он и расположил блажен­ного Пророка употребить эти грубые выражения для науче­ния рода человеческого... излагал все, приспособ­ляясь к слушателям... обрати внимание и на снисхождение Божественного Писания — какие слова употребляет оно ради нашей немощи... употреблены грубые речения приспособи­тельно к немощи человеческой... столь простые слова упот­ребляются ради нашей немощи»⁹³

Но неужели славяне или франки в пору их христиани­зации были настолько выше ветхозаветных евреев, что к их уровню мышления ничего в Православии не надо было приспосабливать и занижать? Такое предположение абсур­дно. Значит, не только в народном Православии, но и в церковной педагогике должны обретаться такого рода представления, которые попущены Церковью из снисхож­дения. И это та работа, которую рано или поздно, невзи­рая на гвалт обвинений в «обновленчестве», должно ис­полнить наше богословие,— работа осознания и вычлене­ния такого рода компонентов...

И лучше не откладывать этот труд. Ведь первоначаль­но это миссионерски-пастырское приспособление к народ­ным верованиям давало хороший миссионерский резуль­тат: у людей, у народов сохранялись островки их прежних воззрений и быта, что облегчало им переход на собствен­но церковный путь. Но затем, как видим, могут начинаться проблемы: то, что Церковь только терпела, со временем начинает восприниматься как часть собственно церковно­го Предания и даже учения.

И уже совсем странной становится ситуация, когда в народной среде, в околоцерковной культуре само это ве­рование исчезает, а в Церкви оно сохраняется, и даже бо­лее того — от имени Церкви начинают навязывать людям языческие по своему происхождению и по сути воззрения⁹⁴

А именно так произошло с отношением к «порче». На том основании, что Церковь некогда допустила в свой лек­сикон словечко, которое в народе понималось как синоним «порчи», некоторые церковные люди начали думать, что тем самым Церковь признала это верование своим. И вот уже в XIX в. мы видим, что на эту молитву ссылаются как на собственно церковное Предание.

Но все же это — поздняя и единичная святоотеческая ссылка на единичное выражение церковной молитвы.

И потому так странно, что ту церковную молитву, ко­торая была принята ради избавления людей от страха, ис­пользуют для того, чтобы этот страх насаждать. Я не вижу никакой логики, по которой из наличия молитвы об «оче­сах призора» можно заключить к тому, что православный христианин должен жить под страхом наведения на него «порчи». Ведь если молитва эта есть, и она прочитана в день духовного рождения человека, — то после ее прочте­ния уже как-то и негоже опасаться того самого, от чего молитва просит избавить. Ибо такое опасение означало бы прежде всего неискренность молитвы и неверие в силу Божию, в готовность Божией любви защитить младенчи­ка и его мать от злых сил. Как верно заметил оптинский старец Иларион, колдунов «боятся малодушные»⁹⁵

Взрослый человек может сознательно встать на путь тех грехов, от которых вроде бы просит себя избавить. Господь может попустить человеку беды (об избавлении от кото­рых он молится) — для его же, человека, вразумления или наказания. Но младенца-то не вразумишь и не накажешь, и грешить младенец не может. Так что малыша Церковь про­сто вверяет воле Божией, покрову благодати, и просит за­щитить его.

Вновь скажу: пока малыш находится в некрещеном, «языческом» состоянии, с ним могут случиться вещи, обыч­ные в языческом мире. Но крещение есть та грань, за кото­рой он обретает защиту.

И я убежден, что за этой гранью (если человек сам со­знательно не обращается к язычеству) не может язычник-сосед повлиять на духовную жизнь и здоровье христианина. Через предмет, который сам принимающий его не считает идольским, языческим и магическим, — не может темная сила вселиться в христианина. На этот счет есть ясное обетова­ние Спасителя: уверовавших же будут сопровождать сии знаме­ния... будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не по­вредит им (Мк. 16, 17-18). Да хоть весь ад упросит колдун воздействовать на нас через подсунутую нам иголочку⁹⁶ –  "нет нам дороги унывать". Да хоть все ведьмы подлунного мира будут колдовать над подаренной нам бутылочкой с водой или над блинчиком, поставленным на панихидный сто­лик, — для частицы Тела Христова, каковой является каждый крещеный христианин, нет в том ничего «смертоносного»⁹⁷

Но почему-то эта радостная защищенность христианина умаляется сегодняшней церковной литературой и — особен­но – околоцерковными пересудами. Они стали слишком мно­го приписывать могуществу темных сил, умаляя силу Божию и Промысл Творца. Например, если в святоотеческой лите­ратуре под «печатью антихриста» понималось сознательно-вольное поклонение ему («Волею ли приходишь ко мне?». — «Да, волею!»)⁹⁸, то теперь стали модны разговоры о том, что эту печать можно принять как-то совсем незаметно, чуть ли не просто зайдя в магазин и купив пакет сока со штрих-кодом. И, не желая отречься от Христа, — ты вдруг Его утратишь в результате какого-то постороннего прикос­новения к тебе или к твоей пище...⁹⁹

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), отвечая на беспокой­ство в связи с навязыванием людям налоговых номеров, на­помнил азы христианской веры: «Запомни и уясни для себя волю Божию: сыне, даждъ Ми твое сердце (ср.: Притч. 23, 26) – не паспорт, не пенсионное удостоверение, не налоговую кар­точку, но сердце. Вот зачем следить-то надо неусыпно и со всем тщанием — кому мы в жизни служим, чем живем... Наше сопротивление грядущему страху одно-единственное — наша вера в Бога, наша жизнь по вере. А все те смущения, смятения и неразбериха для того так властно и входят в жизнь и пото­му входят, что нет живой веры, нет доверия Богу. И все это вражье вытесняет спокойствие духа и благонадежие. Живи же спокойно, молись Богу и доверяй Ему. Господь ли не знает, как сохранить своих чад от годины лютой, лишь бы сердца наши были верны Ему. Кто и как будет отвечать перед Богом? Судится Богом человеческое произволение»¹⁰⁰

О том же сказано в Заявлении Синода Русской Право­славной Церкви от 7 марта 2000 г.: «Мы хотим ясно за­явить: не следует бояться внешних символов и знаков, ведь никакое наваждение врага душ человеческих не спо­собно превозмочь благодати Божией, изобилующей во Святой Церкви. Ничто и никто не может поколебать веры человека, если он воистину пребывает со Христом и при­бегает к Таинствам церковным. Святой апостол Петр пи­шет: кто сделает вам зло, если вы будете ревнителями доброго"? Но если и страдаете за правду, то вы блаженны; а страха их не бойтесь и не смущайтесь. Господа Бога святите в сердцах ваших; будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отче­та в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговени­ем (1 Пет. 3, 13-15). Вопреки традиции иногда утвержда­ют, что технологическое действие якобы может само по себе произвести переворот в сокровенных глубинах че­ловеческой души, приводя ее к забвению Христа. Такое суеверие расходится с православным толкованием Откро­вения святого Иоанна Богослова, согласно которому "пе­чать зверя" ставится на тех, кто сознательно уверует в него "единственно ради ложных его чудес" (Святитель Иоанн Златоуст). Никакой внешний знак не нарушает духовного здоровья человека, если не становится следствием созна­тельной измены Христу и поругания веры».

Но в нынешнем магическом материализме не отноше­ние человека к скверне рождает грех, а сам «заговоренный» предмет оказывается и скверной, и излучателем, радиирующим грех вокруг себя и чуть ли не навязывающим его всем проходящим. Но нет в Писании призывов: «Бойтесь идо­лов!». Есть призывы: «Бойтесь поклоняться идолам!». Бой­тесь раскрывать свое сознание языческим практикам и пад­шим духам.

У Отцов есть ясный совет: бояться христианину нужно лишь двух вещей — Бога и греха¹⁰¹. Но в современных апокрифах открывается еще один источник страха: «В этой жизни бойтесь колдунов и колдовства»¹⁰² "Приносили и заведомо испорченные колдунами наговоренные продукты. Случалось, съешь что-нибудь из принесенного без матуш­киного благословения и не знаешь, куда после этого девать­ся от боли — в животе так и крутит! Но стоило лишь ис­пить матушкиной водицы и растереться ее маслицем, как все сразу проходило. Поэтому она и старалась предупре­дить: "Истопи молочко, что принесла эта женщина. Если оно не порчено, то крови не будет, а если порчено, внизу бу­дет кровь"»¹⁰³ "О чем же рассказывает Царица Небесная схимонахине Макарии? Когда-то Она ее наставляет: "Кто тебя не слушает, ты с тем не разговаривай. Тебе, матушка, нельзя «темных» людей брать в дом, они на тебя темноту наве­дут"»¹⁰⁴ "Портят того, – говорила схимонахиня, – кто им мешает. Вот я мешаю колдунам, они меня и портят. Я век буду страдать. Я же на кресте, у Господа Бога крест такой никто не несет»¹⁰⁵

Странно, что к этим страхам с сочувствием относятся люди, которые вроде бы наизусть должны знать 90-й псалом. Может, из-за того, что в церковном обиходе он читается на церковнославянском языке, от слушающих и читающих его ускользает категорическое утверждение: живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: "при­бежище мое и защитимая, Бог мой, на Которого я уповаю!" Он изба­вит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен... Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опусто­шающей в полдень... Ибо ты сказал: "Господь - упование мое"; Все­вышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится, тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему... на аспида и василиска на­ступишь; попирать будешь льва и дракона (Пс. 90, 1-6, 9-10, 13).

Как видим, не человек защищает себя от «ужасов в ночи», разбрызгивая вокруг святую воду и развешивая повсюду та­лисманы. Господь хранит того, кто полагает в Нем свою на­дежду. И сам этот псалом никого и ни от чего не защитит. Защита не в том, чтобы носить его в кармане, привязать к притолоке или обвязать вокруг талии¹⁰⁶ Не псалом защища­ет, но Господь — если человек верит в Бога как в Господа (то есть в то, что воля именно Божия, а не колдовская опреде­ляет ход событий в его жизни и господствует над нею), в Его защиту, в Его могущество (а не в могущество пояска, бу­мажки или молитвы-заклинания). Каково условие того, что Господь дает такую защиту? Просто вера человека в нее. Ибо ты сказал: "Господь упование мое". И этого обращения сердца к Богу достаточно для защиты. Дальнейшее определяется только волей двух: волей Бога и волей человека (не отречет­ся ли он от Завета, обернувшись в сторону язычества?).

Желания же всех остальных: врагов, колдунов, язычников, бесов — здесь уже бессильны.

Вопрос о «порче» — это вопрос о том, каким может быть влияние языческой магии на жизнь христианина, который сам к этой магии не обращается и придерживается христи­анских принципов. И авторы новых апокрифов, по сути, заявляют о бессилии Церкви перед лицом языческой ма­гии — ибо, кроме отдельных старцев и блаженных, все ос­тальные (включая священников) тут оказываются бессиль­ны... Как бессильно-безблагодатны оказываются и церков­ные Таинства: Крещение, Исповедь и Причастие.

Так что приходится заметить, что увлеченность совре­менных приходских пересудов и апокрифических изданий темой «порчи» есть серьезное нарушение норм христиан­ской жизни и веры. Это — забвение Бога, Который спасает не только от «порчи», но и от малодушия (избавь мя от ма­лодушия и от бури [Пс. 54,9]). Те малые упоминания о «пор­че», которые были в церковной традиции, все же не дают основания говорить об этом феномене с такой частотой, убежденностью и экзальтацией, как это имеет место в кни­гах типа «Богом данная». Если во всем корпусе святооте­ческих текстов находим лишь два, причем позднейших, кратких упоминания о «порче» (да и то в частных письмах Отцов, а не в публичных проповедях) — почему же сегодня целые книги посвящаются этой теме? В наследии святых Отцов, за два тысячелетия составивших огромную библио­теку, лишь одна страничка посвящена этой теме. Свято­отеческие тексты, призывающие не бояться колдунов и не придавать значения языческим игрищам, являются более древними, более авторитетными; наконец, они просто мно­гочисленнее. Так почему же сегодня проповедь о «порче» разрастается подобно флюсу?

Проповедники «порчи» не осознают, что они провоцируют семейные и человеческие раздоры, внутриприходские конфликты («всю-то благодать колдуны из нашего храма унесли!»). Они способствуют росту авторитета магии. Поверивший этим книжкам человек, прежде религиозно равнодушный, скажет: «Раз уж христиане магию признают и ее боятся — значит, и в самом деле там что-то есть» Не учитывают они и еще одного следствия своей проповеди. Ведь среди читателей этих брошюрок немало женщин с весьма неустойчивой психикой — и если они всерьез поверят в наведенную «порчу», то их психическое здоровье окажется разрушенным. Как об этом писал Владимир Бехтерев: «При существовании религиозного внушения о возможности "порчи", достаточно для предрасположенной личности уже самого незначительного повода, чтобы развилась болезнь. Если такая личность случайно взяла из рук подозреваемого в колдовстве лица какую-либо вещь или поела его хлеба, выпила воды или квасу из его рук или даже просто встретилась с ним по дороге — всего этого уже достаточно, чтобы болезнь развилась в полной степени»¹⁰⁷

...Не сомневаюсь, что и теперь найдутся желающие объявить жизнь под страхом колдовства, «сглаза» и «порчи», веру в оборотней и чародеев неотъемлемой часть Православия. Меру позора наша Церковь, очевидно, еще не испила полностью. Отыщутся ведь еще люди, которые «рад блага церковного» провозгласят обязательной нормой Православия веру в «сглаз» и в «порчу», в кентавров, в драконов и в бесов, насилующих бедных женщин прямо в трамваях¹⁰⁸ Впрочем, о кентаврах, упоминаемых в греческом и славянском переводах Книги пророка Исайи (см.: Ис. 13, 22), я смогу ответить словами святителя Василия Великого: «Ка­жется, что сим означается некоторый род бесов огрубелых и по наружности омраченных, которых дело — быть непо­стоянными и никогда не останавливаться ни ногами, ни мыслию»¹⁰⁹

И к сожалению, я даже не сомневаюсь в том, что нема­лое число апологетов «порченых» апокрифов будут отста­ивать могущество колдовства ради того, чтобы доставить себе удовольствие призвать к погромам и кострам. Ведь если силы церковных Таинств недостаточно, чтобы за­щититься от «порчи», значит, надо устранять сам источ­ник «порчи». Тюремная стена не помешает колдуну по­слать губительный дух к другому человеку. Расстояние, устанавливаемое между колдуном и его потенциальными жертвами с помощью ссылки, тоже не ослабит его сверхъестественной мощи. Поэтому вполне логично ус­транять зло радикально: уничтожая носителя зла. Путь к инквизиции вполне последователен. Если признать мо­гущество ведьмы превышающим могущество Христа — то логично обратиться за помощью к третьей силе: к госу­дарственной власти и, используя ее могущество, попро­сить сжечь ведьму.

И эта логика была знакома не только католической и протестантской Европе. Были свои костры и в православ­ной России.

Мне же кажется, что христианину больше, чем колду­нов и «порчи», надо опасаться инквизиции, ибо язычество все же не позорит нас и не отлучает от нас Христа. Но если мы хотя бы в мысли своей оправдаем костры — то и на­влечем позор на Церковь, и сделаем себя людьми, чуждыми распятому Спасителю¹¹⁰ Новый Завет, конечно, нов. Но не настолько, чтобы при его наступлении устарели слова, в давние времена сказанные Сократом: "Для человека лучше испытать несправедливость, чем совер­шить ее».

Вообще не надо грязнить свои души догадками о дур­ном. По справедливому наблюдению, сделанному о. Пав­лом Флоренским еще в годы его студенчества, «после чте­ния с увлечением всякого рода оккультических книг, после излишних разговоров об упырях и тому подобном остает­ся осадок нечистоты, нечистое чувство в душе, именно ка­кая-то грязнотца»¹¹¹ Не стоит забывать, что каждый сам на­деляет реальностью то, во что верит. Если кому-то очень захочется отстоять реальность языческой колдовской ми­стики и всесилие бесов, — в его жизни и опыте они станут таковыми. Евангелие же призывает нас верить в Христа и Его Царство для того, чтобы мы стали чужими и недоступ­ными для стихий «мира сего».

У католиков считают, что человек своими заслугами должен заработать себе спасение. Протестантские полемисты говорят человеку: «Нет, ты только уверуй, Господь тебя Сам спасет. Тебе не надо никаких заслуг, доб­рых дел». Православие — это путь такой «царской середи­ны», сотрудничества Бога и человека.

1 Костомаров Н. Очерк домашней жизни и нравов великорусско­го народа в XVI и XVII вв. // Костомаров Н., Забелин И. О жизни, быте и нравах русского народа. М., 1996. С. 157-160.

2 См.: Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу... Т. 3. С. 305.

3 Там же. С. 36.

4Краинский Н. Порча, кликуши и бесноватые... С. 163.

5 Даль В. О поверьях, суевериях и предрассудках русского наро­да. СПб., 1880. С. 5.

6 Арнаутова Ю. Колдуны и святые: Антропология болезни в Сред­ние века. СПб., 2004. С. 51-52, 84.

7 Цит. по: Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на приро­ду... Т. 3. С. 304-305.

8 Цит. по: Там же. С. 304.

9 Орлов М. История сношений человека с диаволом // Амфитеат­ров А. Диавол; Орлов М. История сношений человека с диаволом. М., 1992. С. 656-657. Примеры подобных епитимий см. в книге: Афанась­ев А. Поэтические воззрения славян на природу... Т. 3. С. 295-296.

10 Цит. по: Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу... Т. 3. С. 296

11 По правилу Киевского митрополита Иоанна II (1080-1088), занима­ющихся чародейством надлежит сначала отвращать от злых дел словами и наставлениями; если же пребудут неизменными, то в отвращение зла наказать их с большей строгостью, но не убивать и не уродовать их тел, так как этого не допускает церковное учение... А в приговорной грамоте Троице-Сергиева монастыря (в 1555 г.) предписывалось изгонять из сел «волхвей и баб-ворожей»; причем их можно было побить и ограбить. «Здесь рекомендуется домашняя мера против волхвов: выгнать вон, и делу конец» (Галъковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в Древ­ней Руси. Харьков, 1916. Т. 1. С. 229,232). «Весьма замечательно, что наши памятники епитимийного содержания совершенно не со держат указаний на колдовство в западноевропейском смысле: нет указаний на формаль­ную связь человека с диаволом, на контракты с ним» (Там же. С. 234).

12 Левенстим А. Суеверие в его отношении к уголовному праву // Журнал Министерства юстиции. 1897. № 2. С. 99.

13 Духовный регламент, тщанием и повелением Всепресветлейшего, Державнейшего Государя Петра Первого, Императора и Самодержца Все­российского, по соизволению и приговору Всероссийского Духовного Чина и Правительствующего Сената, в царствующем Санкт-Петербурге, в лето от Рождества Христова 1721-е, сочиненный. 3-е изд. М., 1883. С. 40.

14 Цит. по: Краинский Н. Порча, кликуши и бесноватые... С. 46.

15 Прыжов И. История нищенства, кабачества и кликушества на Руси. М., 1997. С. 84-85.

16 Прыжов И. История нищенства, кабачества и кликушества на Руси. С. 85.

17 Краинский Н. Порча, кликуши и бесноватые... С. 48.

18 См.: Лавров А. Колдовство и религия в России... С. 129.

19 Цит. по: Краинский Н. Порча, кликуши и бесноватые... С. 110. Примечание.

20 См.:Там же. С. 48.

21 Святитель Филарет, митрополит Московский. Мнения, отзывы и письма. М., 1998. С. 205.

22 См.: Дело о кликушах. Заседание уголовного департамента Санкт-Петербургской судебной палаты, 2 мая // Церковно-общественный вестник на 1874 год. СПб., 1875. № 56. С. 5-6; № 57. С. 6-7. В Петербур­ге устюжский приговор был отменен, ибо было сочтено, что кликуше­ство — это нервная болезнь.

23 См.: Прыжов И. История нищенства, кабачества и кликушества на Руси. С. 90-91.

24 См.: Crouzel H. Origen. Sibiu, 1999. Р. 79. К сожалению, «процент глубокоученых и высокоталантливых пастырей был сравнительно не­велик даже и в IV веке. Некоторые пастыри того времени в странном самообольщении ничего не хотели слышать ни о каких требовани­ях касательно умственного развития, как скоро им сообщена благо­датная сила в рукоположении, которая, по их разумению, должна была заменить естественную развитость ума, но, конечно, не заме­няла» (Лебедев А. Духовенство древней Вселенской Церкви от времен апостольских до X века. СПб., 1997. С. 261).

25 Алмазов А. Врачевальные молитвы: К материалам и исследовани­ям по истории рукописного русского Требника. Одесса, 1900. С. 98-99.

26 См.: Алмазов А. Проклятие преступника псалмами: К истории суда Божиего в Греческой Церкви. Одесса, 1912. С. 1-3.

27 Там же. С. 4, 9-10.

28 Там же. С. 4.

29 Алмазов А. Проклятие преступника псалмами!.. С. 11-12.

30 «Еретические учения, несогласные с принятым нами, должно про­клинать и нечестивые догматы обличать, но людей нужно всячески ща­дить и молиться об их спасении» (Святитель Иоанн Златоуст. Слово о проклятии (4) // Творения. Т. 1. Кн. 2. С. 766). «Доброжелательствуй (а не зложелательствуй) всякому, даже врагу твоему или врагу твоей право­славной веры и отечества, чтобы исполнить точно закон Христа Бога, повелевшего любить врагов, благословлять проклинающих, добро тво­рить ненавидящим нас (см.: Мф. 5, 44). Если же пожелаешь зла и позло­радствуешь врагу — то нарушишь закон Божий, сотворишь лукавство и самосуд пред Господом и себе причинишь вред и зло, лишишься мира сердечного и отягчишь душу грехом» (Святой Иоанн Кронштадтский. Путь к Богу: Дневниковые записи. СПб., 1998. С. 634-635).

31 См.: Алмазов А. Врачевальные молитвы... С. 122.

32 См.: Там же. С. 53.

33 Цит. по: Алмазов А. Врачевальные молитвы... С. 124-125.

34 «Закрут завивается тайно из жажды мщения, из желания причинить хозяину нивы зло, и сопровождается заклятием на гибель плодородия; он совершается так: злобный колдун берет на корню пучок колосьев и, заги­бая к низу, перевязывает их суровою ниткою или заламывает колосья и крутит (свивает) на запад=сторона, с которою соединяется понятие смер­ти, нечистой силы и бесплодия; в узле залома находят иногда распарен­ные зерна и могильную землю: и то и другое — символы омертвения. В старинных Требниках встречаются молитвы, которые следовало читать над таким очарованным местом: после установленного молитвословия, священник вьщергивал закрут церковным крестом и тем отстранял его зловредное влияние. Теперь для снятия закрута приглашают знахаря, ко­торый вырубает осиновый кол, расщепливает его надвое и этим орудием выдергивает зачарованные колосья; затем закрут сожигается благовещен­скою свечою, а на том месте, где он стоял, знахарь вбивает в землю осино­вый кол, что (по мнению поселян) причиняет колдуну нестерпимые муки» (Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу... Т. 3. С. 254).

35 Алмазов А. Апокрифические молитвы, заклинания и заговоры... С. 14.

36Там же. С. 15.

37 Там же. С. 18.

38 Там же.

39 Тамже.С.20.

40 См.: Требник. М., 1884. Л. 163 об. -164.

41 См.: Там же. Л. 164-164 об.

42 Алмазов А. Апокрифические молитвы, заклинания и загово­ры... С. 31. Подробнее см. -Алмазов А. Святые покровители сельско­хозяйственных занятий. Одесса, 1904; Руководство для сельских па­стырей. Приложение. Библейский листок. 1904. Вып. 8-9. Похоже, что это апокрифическое заклинание, приписанное святому Трифо­ну, восходит к другому апокрифу—житийному повествованию о про­роке Иеремии: «На той горе пророк Иеремия нашел пещеру, внес в нее кивот завета; вход в эту пещеру загородили большим камнем. И камень этот как бы запечатал Иере­мия, начертав на нем своим перстом имя Божие,— причем написа­ние то было подобно написанию железным острием, ибо твердый камень под пишущим пальцем Пророка был мягок как воск, а после отвердел по свойству своей природы... в день же всеобщего воскре­сения он вынесен будет из-под запечатанного име­нем Божиим камня и поставлен на Сионской горе, и все святые со­берутся к нему в ожидании пришествия Господа, Который избавит их от страшного врага —антихриста, ищущего их смерти» (Житие и страдание пророка Иеремии // Жития святых, на русском язы­ке... Кн. 9. С. 33).

43 Скорее всего, заимствованных Киевским митрополитом из като­лических источников: вспомним, что именно в Европе ХУГ-ХУП вв. сильнее всего были распространены и колдовство, и ужас перед ним, и охота на ведьм.

44 См.: Алмазов А. К истории молитв на разные случаи: Заметки и памятники. Одесса, 1896. С. 28.

45 См.: Священник Н. Силъченков. Практическое руководство при со­вершении приходских треб. Воронеж, 1888; Сборник решений недоумен­ных вопросов из пастырской практики. К., 1903. Вып. 1-2; Булгаков С. Настольная книга для священно-церковно-служителей: Сборник сведе­ний, касающихся преимущественно практической деятельности отече­ственного духовенства. М., 1913; Священник Т. Тихомиров. На приходе: Священническая энциклопедия по всем сторонам пастырской деятель­ности с вводными статьями теоретического характера. М., 1916. Т. 2.

46 Священник Т. Тихомиров. На приходе: Священническая энцикло­педия... Т. 2. С. 203.

47 См., например -.Лебедев Амф. О борьбе духовных властей в бывшей епар­хии Белогородской с суевериями // Киевская старина. 1890. № 1. С. 1-21.

48 Угодница Божия Пелагея Рязанская. Воспоминания раба Божия Петра...

49 Там же.

50 Блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский. Благовестник, или Толкование на Святое Евангелие. Репр. М., 1993. Ч. 2: Евангелие от Марка. С. 310.

51 Иеромонах Иларион (Алфеев). Письма апостола Павла// Журнал Московской Патриархии. 1998. № 10. С. 80.

52 См.: Протоиерей Григорий Дьяченко. Полный церковнославянский словарь. Репр. М., 1993. С. 460. Толковая Библия / Издание преемников А. Лопухина. СПб., 1913. Т. 11. С. 592.

53 Святитель Феофан Затворник. Толкование Посланий святого апо­стола Павла. Пастырские Послания. Репр. [М.], 1995. С. 602.

54 Священник В. Емеличев. Одержимые. Изгнание злых духов. М., 1996. С. 98-99.

55  См.: Шабанова С. Тайна беременности Ларисы Клементьевой // Мегаполис-экспресс. 1995. № 22.

56 Святитель Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея Еван­гелиста (28, 4-5). Кн. 1. С. 320-321.

57 Митрополит Нестор (Анисимов). Моя Камчатка // Божией милостию архиерей Русской Церкви. М., 2002. С. 286, 285.

58 Там же. С. 285.

59 Блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский. Толкования на Новый Завет. Кн. 2. С. 284.

60 Святитель Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея Еван­гелиста (28, 3). Кн. 1. С. 318.

61 Преподобный Иоанн Дамаскин. О драконах и привидениях // Тво­рения: Христологические и полемические трактаты; Слова на Бого­родичные праздники. М., 1997. С. 224

62 Ильинская А. Матушки земли Российской. М., 1994. С. 126.

63 Единственный древнехристианский автор, признающий реаль­ность магии,— это Ориген (о его отношении к магии см. главу «Ма­гия и экзорцизмы» в книге: Fedou M. Christianisme et religions paϊennes dans le Contre Celse d`Origene. Paris, 1988). Но и Ориген настаивает: «Мы утверждаем со всею силою и опытно знаем, что те, кто, следуя высшему учению, служат Богу всяческих чрез Иисуса и живут по Его Евангелию, постоянно исполняя предписанные молитвы, необолыцаемы ни демонами, ни магией, как нам и говорит Писание: Ангел Гос­подень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их (Пс. 33, 8) от вся­кого зла» (Ориген. Против Цельса. 6, 41).

64 Святитель Иоанн Златоуст. Против иудеев (1, 8; 1, 3)// Творе­ния. Т. 1. Кн. 2. С. 660, 651

65 Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Послание к Ефесянам (12, 3)//Творения. Т. 11. Кн. 1.С. 111-112.

66 Святитель Серапион, митрополит Владимирский. Поучение // Па­мятники литературы Древней Руси. XIII в. М., 1981. С. 451.

67 Цит. по: Православный календарь для семейного чтения, 1997 г. СПб.: Сатис, 1996. С. 98.

68 Житие и поучения оптинского старца Анатолия (Зерцалова). Оптина пустынь, 1994. С. 260-261.

69 «Хотя жизнь наша и худа, но так как мы по благодати Божией весьма твердо держимся догматов истины, то и возвышаемся над коз­нями диавольскими» (Святитель Иоанн Златоуст. Толкование на свя­того Матфея Евангелиста (75, 4). Кн. 2. С. 758).

70 О суевериях. М., 1995. С. 37-58.

71 Святитель Тихон, епископ Воронежский, Задонский чудотворец. Со­чинения. М., 1837. Т. 14. С. 121 -123.

72 Цит. по: Православный календарь для семейного чтения, 1997 г. С. 174.

73 Святитель Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея Еван­гелиста (51, 6). Кн. 2. С. 533.

74 Горичева Т. Взыскание погибших// Логос. Брюссель; М., 1984. № 41-44. С. 78.

75 Священник Г. Вахромеев. Оружие на диавола, или Как защитить­ся от чародеев. М., 1998. С. 55-56.

76 См.: Архимандрит Иоанн (Крестъянкин). Опыт построения испо­веди. Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь; М., 1993. С. 107.

77 Православный календарь для семейного чтения, 1997 г. С, 100. На с. 173 в этом же календаре написано: «Народное поверие, будто колдуны портят людей, то есть поселяют диавола в каких им угодно людей,— нелепое и совершенно неосновательное. Не следует поэто­му приписывать им какой-то особенной силы и бояться их».

78 Житие преподобного иеросхимонаха Илариона Оптинского. Оптина пустынь, 1993. С. 187-188. Аналогичный совет в книге «Ду­ховная брань» (М.: Паломник, 1993. С. 83)приводится со ссылкой на о. Симеона (и так он цитируется в «Православном календаре для се­мейного чтения, 1997г.» [С. 175]).

79 Речь здесь идет не о деяниях Вселенских Соборов, а о помест­ных соборах вроде Стоглавого Собора, которые были авторитетны в глазах раскольников действительно не менее, чем Евангелие, и при этом содержали в себе утверждения столь же категоричные, сколь и невежественные: «Иже кто не знаменается двемя персты, якоже и Христос, да есть проклят» (Стоглав. М., 1863. С. 131).

80 Цит. по: Тареев М. Христианская философия. М., 1917. Ч. 1: Но­вое богословие. С. 75-76. Первую публикацию резолюции митропо­лита Платона см. в книге: Гиляров-Платонов Н. Собр. соч. М., 1900. Т. 2. С. 282-283.

81 Федотов Г. Святые Древней Руси. Нью-Йорк, 1959. С. 217. Подроб­нее о фольклорных сюжетах и деталях в житийной литературе см. в кни­ге: Плюханова М. Сюжеты и символы Московского царства. СПб., 1995.

82 Духовный регламент... С. 17.

83 Святитель Филарет, митрополит Московский. Письмо к А. С. Но­рову от 16.10 1865 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, мит­рополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. М., 1888. Т. 5. Ч. 2. С. 776.

84 Святитель Филарет, митрополит Московский. Донесение Синоду от30.10 1856г.//Там же. Т. 4. С. 139.

85 Цит. по: Голубинский Е. История канонизации святых в Русской Церкви. М., 1903. С. 293.

86 Пресвитер Руфин Аквилейский, переводя на латынь некий гречес­кий текст, повествующий о житии преподобного Макария, сделал по­казательную правку: греческий оригинал говорил о том, что колдун действительно превратил женщину в лошадь, Руфин же смягчил это ут­верждение, сделав акцент на том, что женщина стала казаться окружа­ющим лошадью... (см.: Пресвитер Руфин. Жизнь пустынных Отцов. 28).

87 Интересно, что этот эпизод отсутствует в греческом тексте жития святого Киприана, написанном Симеоном Метафрастом (см.: Симеон Метафраст. Житие и мученичество святых Киприана и Юстины // Памят­ники византийской литературы ГХ-Х1У вв. М., 1969. С. 89-103). Вопрос о том, откуда, когда и как он попал в русские жития,— остается открытым.

88 Собрание писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к монашествующим. Сергиев Посад, 1909. Вып. 2. С. 127.

89 См.: Душеполезные поучения преподобного Макария Оптин­ского. Оптика пустынь, 1997. С. 249-250.

90 См.: Требник. Л. 1 об.

91 См.: Алмазов А. Апокрифические молитвы, заклинания и заго­воры... С. 40.

92 Алмазов А. К истории молитв на разные случаи... С. 9-10.

93 Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на книгу Бытия (4,4; 2,3; 15, 2; 17, 1)// Творения. Т. 4. Кн. 1. С. 11, 27, 121, 138.

94 В Великих Четиих Минеях в перечне грехов были такие, как «аще кто на восток помочится», «ничком спати на земли» (см.: Мате­риалы для истории древнерусской покаянной дисциплины: Тексты и заметки // Смирнов С. Древнерусский духовник: Исследование по истории церковного быта. М., 1913. С. 46,50). Притом этот же самый текст старается настолько возвысить духовенство над народом, что запрещает церковникам шутить даже между собою: в перечне грехов стоит — «аще кий причетник смешно речет да ся посмеют инии». А ведь, например, блаженный Августин «любил употреблять в своих проповедях анекдоты "для забавы и увеселения своих слушателей"» (Епископ Антоний (Банковский). О проповедях блаженного Августина// Сосуд избранный: История российских духовных школ... [Кн. 1 ]. С. 48). Рассказ о том, как преподобный Антоний Великий шутил со своими монахами, известен всем...

95 Цит. по: Преподобный Варсонофий Оптинский. Келейные записки, 1892-1896 гг. М., 1991. С. 22.

96 «Эти два молоканца смеялись, что их дело совершилось. После этого в вашей семье началась смута. Они положили вам под порог спичечную коробку с иголками» (Ильинская А. Тайна старца Феодо­сия: Сказание о житии и чудесах «иерусалимского батюшки» — пре­подобного Феодосия Кавказского. М., 1997. С. 49).

97 Падшим духам не могут быть под силу чудеса, творимые Богом в Церкви. Только Божие Слово смогло стать плотью. Только Божий Дух может переступать грань между духом и материей и исполнять Собою богозданную тварь. У бесов нет такой власти над богосозданным веществом. И потому Божие всесилие не надо приписывать де­монам. О православном понимании чудесной и чудотворной связи богосозданной материи и ее благодатной освященности Творцом см. в статье «Православие и протестантизм: спор о материи и энергии» в моей книге «Наследие Христа» (М., 1997).

98 «Печать (σφραγίς) же его на челе и на правой руке вероят­но, имеет написание: Άρνούμε (αρνούμαί = отрекаюсь) Таково будет (надписание) и печать во времена этого ненавистника добра, - та печать, которая будет гласить: "Отрекаюсь от Творца неба и зем­ли; отрекаюсь от крещения; отрекаюсь от служения моего (Богу) и присоединяюсь к тебе и в тебя верую"» (Святитель Ипполит Римский. Слово о кончине мира, и об антихристе, и о Втором пришествии Господа нашего Иисуса Христа (28-29) // Творения. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1997. Ч. 2. С. 75).

99 «Если печать будет даваться с понуждением к открытому и яв­ному отречению от Христа, тогда многие не примут ее. Если же от­крыто и явно не будут принуждаемы отречься от своей веры, тогда весь мир легко примет ее» (Коснулся ли вас номер? // Голос совес­ти. 1994. Март. Приложение к газете «Донской казак» / Отв. за вып. настоятель Свято-Никольского храма станицы Еланской о. Валерий). Это перепечатка из греческой раскольнической газетки «Ортодоксос типос» от 13 июня 1986 года. Но если я не собираюсь отрекаться от Христа и меня к этому не провоцируют, то какое же религиозное значение имеет обычная процедура покупки?

100 Цит. по: Радонеж: Православное обозрение. 2000. № 9-10.

101 «А страшного для нас нет, кроме одного — убояться чего-либо паче Бога» (Святитель Григорий Богослов. Слово 16// Собр. творений. Репр. Т. 1. С. 248). «Подчинять страху душу, которая соделалась выше всего этого, свойственно нечистым правилам»,— говорил святитель Иоанн Златоуст при истолковании призыва апостола Павла отвра­щаться от бабьих басен (см.: Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Пер­вое Послание к Тимофею (12, 2) // Творения. Т. 11. Кн. 2. С. 699).

102 Дурасов Г. Богом данная. СПб., 1995. С. 59.

103 Там же. С. 115.

104 Там же. С. 98.

105 Там же. С. 115.

106 «Пояски» с 90-м псалмом есть очевидная реплика с иудейских филактериев — «предохранилищ» с выписками из Писания. А что о них го­ворит собственно церковное Предание — см. в 36-м правиле Лаодикийского собора. Многочисленные примеры того, как различные молитвы предлагалось не просто произносить, но и налагать на тело больного, см. в книге: Алмазов А. Врачевальные молитвы: К материалам и иссле­дованиям по истории рукописного русского Требника. Одесса, 1900.

107 Бехтерев В. Предисловие... С. IV.

108 «Одну женщину часто насиловал блудный бес. Он делал это ней и дома, ив транспорте, и на улице» (Священник В. Емеличев. Одержимые. Изгнание злых духов. С. 133).

109 Святитель Василий Великий. Творения. Ч. 2. С. 315. См. также: Козлов И. О «косматых» по Иерониму // Миссионерское обозрение. 1910. № 5. С. 841.

110 «Нельзя же православному христианину отрицать того факта, что Христос в Евангелии неоднократно говорил Своим ученикам: "Вас будут гнать за имя Мое", но ни разу не сказал: "Вы будете гнать других во имя Мое"» (Соловьев В. Письмо императору Николаю II // Логос. Брюссель; М., 1995. № 50. С. 342). Ср.: «Бог не требует ни кро­ви, ни гонений за веру: мечом не доказывают истины. Бог слова по­коряет словом» (Хомяков А. Несколько слов о философическом пись­ме// Сочинения. М., 1994. Т. 2. С. 455).

111 Флоренский П. О суеверии// Философские науки. 1991. № 5. С. 107.